Отправлено: 06.04.09 12:51. Заголовок: Индийская сказка Гайдука - про Викрама и Бетала
ИНДИЙСКИЙ ПОКОЙНИК
или, если точнее,
ПРО ЦАРЯ ВИКРАМА, МЕРТВЕЦА БЕТАЛА, БАБАЯ ВИДЖАЯ И МОРАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ ДРЕВНИХ ИНДИЙЦЕВ
КАК ВИКРАМ ПОЗНАКОМИЛСЯ С БЕТАЛОМ
Была когда-то Индия. Очень-очень древняя Индия. Без англичан, без мусульман и даже без евреев. И правил в ней Викрам Адитья, царь царей индийских. Умный как Соломон, красивый как Гарун ар-Рашид, смелый как Ричард Львиное Сердце и щедрый как Владимир Красно Солнышко – короче, идеальный со всех сторон. Все древние индийцы его любили и уважали.
Сидел Викрам на троне в городе Уджайне. Каждый день с утра до обеда, если не было войны, стихийного бедствия или религиозного праздника. И приходили к нему всякие граждане со всякими проблемами или вовсе без проблем, чисто просто на царя полюбоваться. И охрана всех впускала, царь Викрам от народа не прятался. Проблемы он щелкал как семечки, судил справедливо, одаривал щедро, а любоваться на него можно было вообще бесконечно.
И как-то повадился к нему захаживать один духовный старикан. Волосы пучком, борода лопатой, на лбу три белых полосы, вместо рубашки белая тряпка, вместо штанов другая белая тряпка. Вплывает важно и торжественно, всегда в одно и то же время, молча вручает царю какой-то непонятный фрукт и молча удаляется. И так каждый день целый месяц подряд.
Викрама этот дед ничуть не занимал. Такие бабаи по Индии всюду бродят – если на каждого оборачиваться, голова отвалится. Экзотический фрукт его слегка интриговал, но не настолько, чтобы прямо при народе его исследовать. Он думал: "Ладно, потом разберусь", – и передавал этот фрукт казначею. А казначей его утаскивал в нычку, и Викрам очень быстро про него забывал. Ну, не такой прикольный подарок, чтобы о нём до вечера помнить.
А обезьяна помнила. Обезьяна каждое утро с крыши высматривала, не идёт ли старик. А как заметит его, так сразу на карниз перебирается, поближе к окну – и глядит во все глаза, не оставят ли фрукт без присмотра. Но казначей у Викрама внимательный был, ни одного шанса обезьяне не давал. И тогда она решилась обратиться напрямую к царю – он ведь щедрый, вряд ли откажет.
Влезла в окно прямо в приёмные часы, подбежала к трону и ну царю кланяться! И на фрукт показывает, и на свой рот показывает, и ручки молитвенно складывает – очень понятная пантомима! Викрам рассмеялся и велел казначею удовлетворить обезьянье прошение.
Обезьяна фрукт ухватила, в полсекунды его сожрала, косточку на пол выплюнула и в окно слиняла. Животное есть животное – никакой от него благодарности, только мусор на полу. Но казначей к этому мусору пригляделся внимательно и сказал по-древнеиндийски: "Ох, ни фига себе!" И поднял косточку, и тщательно обтёр её от обезьяньих слюней, и за пазуху упрятал. А когда все граждане разошлись, показал её Викраму. И тут уж и Викрам сказал: "Ох, ни фига себе!" Потому что на самом деле это был рубин. Размером примерно с манговую косточку, или около того.
Полезли они с казначеем в нычку, расковыряли остальные фрукты. И в каждом вместо косточки оказался здоровенный драгоценный камень! Казначей прикинул их суммарную стоимость и сказал: "Ваше Величество, а ведь это примерно четверть нашей казны!"
В общем, на следующий день, когда бабай пришёл, Викрам со своего трона сошёл и приветствовал его глубоким поклоном. И велел выйти из зала всем, включая охрану и казначея. И остался с дедом один на один, и спросил:
- "Кто вы такой, о почтеннейший? Как вас зовут? И почему вы дарите мне такие дорогие подарки?"
Старик ответил:
- "Я человек. Зовут меня Виджай. И я не дарю тебе дорогих подарков. Это всего лишь бесполезные камешки. Из них не построишь дом, ими не вымостишь дорогу - вся их ценность порождается твоим умом, который привык считать их ценными. И пока твой ум забавляется безделушками, истинные сокровища остаются для него недоступными".
Викрам согласился:
- "Да, это верно. Мой ум привык считать эти безделушки драгоценностями, и у моего казначея такие же привычки, и большинство моих подданных мыслит примерно так же. Вы, просветлённый, могли бы поведать нам об истинных сокровищах – но вы приходите молча и уходите молча, и оставляете здесь эти бесполезные камни. Почему вы так поступаете?"
Виджай сказал:
- "Все эти дни я оставлял здесь только фрукты – и ты даже не смотрел в мою сторону. Вчера ты обнаружил в них рубины, сапфиры и алмазы – и сразу захотел говорить со мной об истинных сокровищах. Но скажи мне, Викрам: заинтересовали бы тебя мои истинные сокровища, если бы во фруктах не оказалось бесполезных камней?"
Тут Викраму стало стыдно. Вроде бы, царь царей - а выставил себя тупым жлобом! Повёлся на блестяшки, как та обезьяна на фрукты, и ни разу не разглядел, какой мощный мудрец ему визиты наносит!
И Викрам сказал:
- "Простите меня, Шри Виджай Гуруджи! Мой ум переполнен суетой и неспособен отличить подлинное от мнимого. Меня считают мудрым, но сегодня вы показали мне, чего на самом деле стоит моя мудрость. Я виноват перед вами. Чем я могу искупить свою вину?"
Виджай ответил:
- "Ты виноват перед самим собой. Боги одарили тебя щедрее, чем любого из смертных – но и эти щедрые дары исчерпаются, если их не приумножать. Уже сейчас ты поверхностен и недогадлив – а через десять лет станешь рассеян и туповат – а ещё через двадцать будешь непонятливым и глупым. Но сам ты это не заметишь – ты по-прежнему будешь считать свой разум совершенным, и придворные подхалимы будут превозносить твою мудрость, обманывая и обкрадывая тебя на каждом шагу. И каждым своим деянием ты будешь портить свою карму, ибо глупость – мать всех грехов. Вот конец пути, по которому ты идёшь, и вот в чём ты виноват перед самим собой. А передо мной ты ни в чём не виноват, об этом можешь не беспокоиться".
Тут у Викрама аж внутри похолодело: ведь старик во многом прав, если не во всём! Ума у царя царей за последние годы явно не прибавилось. И уже не раз он за собой замечал, что временами морозит явный тупняк, во многие новые темы вникать обламывается, а в некоторые просто уже не врубается. И хоть бы кто-нибудь ему об этом намекнул – так нет же! Все кругом долдонят: Викрам премудрый! Викрам гениальный! С таким коллективом и точно мозги на помойку отнесёшь – не сейчас, так через десять лет однозначно.
- "Так что же мне делать?" – спросил Викрам.
И Виджай сказал:
- "В ночь новолуния приходи на старое кладбище. Там я вручу тебе истинное сокровище. Оно прояснит твоё духовное зрение и спасёт твой разум от обветшания".
И ушёл, и с тех пор больше не появлялся и фруктов не передавал. А Викрам еле дождался новолуния и прямо с вечера ломанулся на старое кладбище. По сути, это было не кладбище, а как обычно у индусов – утоптанная площадка, где сжигают трупы. Там рос большой баньян, а под баньяном горел костёр, а у костра сидел Виджай - неподвижный, страшенный и как будто в два раза выше, чем раньше. Сидел и молчал, но было заметно, что он не просто так молчит, а что-то очень важное внутри себя работает.
Викрам к костру подошёл и напротив сел. Посидели-помедитировали минут пятнадцать - и тут Виджай вдруг произнёс замогильным голосом:
- "Викрам! Настало время действовать. За рекой есть лес, в лесу тамариндовое дерево, на дереве висит мертвец. Ступай и принеси его мне".
Викрам поднялся, поклонился и в лес отправился. Тамариндовое дерево нашёл легко – к нему вела широкая дорога, примерно на час небыстрой ходьбы. На дереве и в самом деле висел мертвец, почему-то вниз головой. Был он голый, чёрный и тощий, как пересушенная вобла. Викрам отвязал мертвеца, взвалил его на плечи и поволок к Виджаю.
Едва он от дерева отошёл, мертвец раскрыл глаза и сказал:
- "Привет! Ты кто такой?"
Викрам ответил:
- "Викрам Адитья, царь царей индийских".
Мертвец сказал:
- "Во как… А я Бетал, простой индийский покойник. Ну, и куда ты меня тащишь, царь царей?"
Викрам ответил:
- "Я несу тебя к Шри Виджаю".
Бетал сказал:
- "Э, нет! К Виджаю я не хочу! Уж лучше на дереве висеть!"
И спрыгнул с Викрама, и убежал на свой тамаринд, и ловко повесился вниз головой.
Викрам вернулся, снова отвязал Бетала, взвалил его на плечи и поволок к Виджаю. Бетал попытался вырваться, но Викрам на этот раз держал его очень крепко.
Бетал сказал:
- "Царь царей, ты что, не понял? К Виджаю я не поеду!"
Викрам ответил:
- "Я должен доставить тебя к Шри Виджаю. И я это сделаю, чего бы мне это ни стоило".
И тут Бетал выскользнул с его рук и взлетел в воздух. Викрам и оглянуться не успел, как он опять повис на ветке.
Викрам опять отвязал Бетала и опять взвалил его на плечи. Бетал опять попытался вырваться и опять заговорил:
- "Викрамджи, есть мнение, что ты заблуждаешься. Виджай не шри, не свами и не гуру - он классический прохиндей и мозгокрут. С чего ты вдруг решил, будто ты ему что-то должен?"
Но Викрам не ответил. Он уже догадался, что говорить нельзя: едва он скажет слово, Бетал тут же взлетает. И покойник подтвердил его догадку:
- "Молчишь, Викрамчик? Правильно молчишь. Твои слова дают мне свободу, ты уже это понял. Ладно, молчи, а я пока поговорю. Расскажу тебе историю про одного брахмана из Джайсалмера. Он тоже стремился выполнять свой долг любой ценой – и вот, послушай, что из этого вышло".
Отправлено: 06.04.09 12:53. Заголовок: 01. ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ..
01. ПЕРВЫЙ РАССКАЗ БЕТАЛА - "Город Джайсалмер стоит посреди пустыни, на него с любой стороны можно напасть. Сейчас там мощная крепость, но она ведь не сразу строилась. Когда-то вокруг города были убогие глиняные стены, чисто символические, верблюдам на смех. Но никакие враги не могли к ним даже подступиться - потому что охранял их брахман Вирвар.
Охранял один и без оружия, только силой своего духа. Брал за свою работу дорого - аж пятьсот рупий в день! - однако за эти деньги он обещал джайсалмерскому радже защищать не только город, но и его лично, и не только от врагов, но и от демонов, болезней и любых несчастий. И двадцать четыре года всё у него получалось: и город был в порядке, и раджа был в полном порядке. Ничем не болел, ничего себе не ломал и чувствовал себя молодым и здоровым, несмотря на регулярный опиум и восемь кальянов в день. "Пока я жив, - сказал ему Вирвар, - с тобой не случится ничего дурного".
Каждое утро Вирвар обходил вокруг холма, на котором стоит город. Не просто так, а медленно и продуманно - с мантрами, поклонами и прочими брахманскими штучками. Потом он навещал раджу, забирал свои пятьсот рупий, сотню разносил по храмам, ещё сотню по школам, ещё сотню по больницам, полторы сотни раздавал бедным и недужным, а остальное относил жене и сыну. Так проходил его день, а вечером он снова совершал обход городского холма – ежедневно, в любую погоду, без отпусков и выходных. Жители Джайсалмера почитали его за святого – наверно, не зря. Ежели такой человек не святой, то кто ж тогда святой?
Однажды во время вечернего обхода Вирвар увидел богиню Кали. Атакующей походкой двигалась она к городским воротам, и лицо её было чернее обычного, а в шести её руках вместо оружия блестели хирургические инструменты. С первого взгляда было ясно, что это не к добру - и Вирвар встал перед воротами, преграждая богине путь в город.
- Дай мне пройти, о дваждырождённый! – потребовала Кали. – В этом городе живёт мерзавец, осквернивший мою святыню! Я вне себя от гнева и месть моя должна свершиться немедленно! Я вырежу его тупые мозги и скормлю их собакам!
- Виновный должен быть наказан, - ответил Вирвар – но наказание не должно быть тяжелее вины. Расскажи мне обстоятельства этого дела.
- Обстоятельства повергнут тебя в ужас, - сказала Кали. – Этот выродок плевал на моё мурти! На моё самое древнее мурти, старше которого нет во всей округе!
- Да, это тяжкий грех, - согласился Вирвар, - но только в том случае, если он был совершён умышленно. В противном случае виновный очищается чтением Вед, а осквернённое мурти – золой, водой и землёй. Тебе нет нужды его убивать: сегодня я совершу все необходимые очищения.
- Он не очистится даже жертвоприношением всех своих коней! – возразила Кали. – Моё мурти валяется у него в конюшне – уже за одно это его надо бы четвертовать! Он давно поплёвывает на него, сам того не замечая – но сегодня ему указали на это и предупредили, чтобы он не гневил богиню. Однако подонок ничуть не раскаялся - он расхохотался! Он сказал: "Плевать мне на Кали! Мой брахман защитит меня хоть от самого Индры!" И харкнул уже намеренно, и пнул моё мурти ногой!
Вирвар сразу догадался, кто этот грешник.
- Плевок и пинок не караются смертью ни в одном из миров, - сказал он. – Прости моего государя. Я вразумлю его, он исполнит суровое покаяние и впредь будет вести себя более осмотрительно.
- Это исключено, - возразила Кали. - Я ужасно зла, и я жажду крови. Впусти меня в город! Я не буду убивать твоего раджу – я лишь отрежу ему губы, ногу и язык. Это наказание законно, ты не имеешь права ему препятствовать!
- Я утолю твою жажду, – сказал Вирвар, - и я сам накажу виновного. Сегодня я приду в твой храм и принесу себя в жертву тебе. Пусть моя кровь смоет его грехи, и пусть моя смерть послужит ему наказанием.
Богиня застыла в изумлении:
- В своём ли ты уме, Вирвар? Ты, высокородный, безупречный и праведный, жертвуешь собой ради ничтожества из более низкого сословия, которое даже не смотрит, куда плюёт?
- Я жертвую собой ради себя, - объяснил брахман. – Я поклялся своей правдивостью, что с государем ничего не случится, пока я жив. Если я не смогу защитить его, я буду уже не безупречен. Но он обидел богиню и заслужил наказание. Если я не дам свершиться правосудию, я поступлю неправедно. В обоих случаях мне незачем дальше жить – но, пока он жив, я могу умереть достойно, не нарушив своего обета. Так возьми же мою жизнь – и прости его, если сможешь.
- Будь по-твоему, - сказала Кали. – Я приму твою жертву - и попытаюсь простить твоего раджу.
И растворилась в вечернем воздухе. А Вирвар поспешил домой и сказал сыну:
- Сегодня ты принесёшь меня в жертву Чёрной Матери, чтобы спасти нашего государя. Сразу после этого иди к нему в конюшню и соверши обряд очищения над чёрной каменной плитой, которая там лежит - это старинное изображение Кали, подвергшееся осквернению. В дальнейшем проследи, чтобы это мурти перенесли в отдельный храм и оказывали ему особое почтение.
И они отправились в храм Кали, и там молодой брахман отрубил голову своему отцу и водрузил её на алтарь. А в это время его мама тоже не сидела сложа руки: она привязала верёвку к потолочной балке и на ней повесилась. Когда сын пришёл домой, она была уже совсем мёртвая. Так юноша в одночасье лишился обоих родителей, и горю его не было предела. Не дожидаясь утра, он пошёл к радже, разбудил его и рассказал обо всём.
От ужасных новостей у раджи разлилась чёрная желчь и помутился рассудок. Он выхватил кинжал, нанёс себе восемнадцать ран и лишил себя жизни – прямо на глазах у парнишки, который только что убил своего отца, чтобы эту самую жизнь сохранить! Бедняге и без того впечатлений хватало, а эта жуткая смерть его и вовсе подкосила. И молодой человек побежал в храм Кали и там перерезал себе горло.
Такая вот трагедия разыгралась в Джайсалмере - а всё из-за чего? Всё из-за того, что Вирвар слишком серьёзно отнёсся к своим обязанностям – примерно так же, как ты сейчас, Викрамчик. Решил, что он кому-то что-то должен, взвалил на себя непосильную ношу и волок её до потери головы. И вот тебе результат: себя угробил, жену угробил, сына угробил – а начальника своего всё равно не спас. А теперь скажи мне, Викрам: стоит ли быть таким дураком? И кому нужны такие бесполезные жертвы?"
Но Викрам молчал – он твёрдо решил не поддаваться на провокации. И тогда Бетал добавил:
- "Между прочим, отмолчаться сейчас не получится. Если тебе есть что сказать – скажи это вслух, или твоя голова разлетится вдребезги!"
И Викрам ответил – не столько потому что испугался за голову, сколько потому что очень хотел возразить Беталу:
- "Если богиня приняла жертву – значит, жертва была не напрасной. Вирвар умер безупречно: такая смерть уничтожает дурную карму семи предыдущих рождений. А можешь ли ты, мертвец, сказать о своей смерти то же самое?
Ты считаешь, что Вирвару следовало пожалеть свою жизнь и пренебречь своим долгом? Но ты висишь на дереве вниз головой, и у тебя нет ничего, кроме твоей верёвки. А он ставил долг выше жизни – и общался с богами на равных, получая при этом пятьсот рупий в день. Ты намекаешь, что тем самым он убил себя и свою семью? Никто не убивает, Бетал, и никто не умирает. Все трое ушли в следующую жизнь наилучшим образом: они получили возможность возродиться в одном поколении и встретиться снова. А где твои возможности, Бетал?
Ты утверждаешь, что Вирвар не спас своего государя? Но он уберег его от гнева богини, который простирается на семь жизней вперёд – а это ли не спасение? Раджа покинул этот мир прощённым, и смерть его была благородной: он покончил с собой в порыве раскаяния. "Умереть" не всегда значит "погибнуть", Бетал, и "выжить" не всегда означает "спастись".
Ты называешь Вирвара глупцом? Но как назвать тебя самого, если ты не понимаешь столь очевидных истин?"
Бетал расхохотался:
- "Эко ты меня уязвил, Викрам Адитья! Я разгромлен, я раздавлен, я конкретно посрамлён! Но ты заговорил – и теперь я свободен!"
И улетел на свой тамаринд, и ловко повесился вниз головой.
Викрам вернулся, снял его оттуда и понёс к Виджаю.
Бетал сказал:
- "Викрамушка, твоя настойчивость достойна лучшего применения. Шёл бы ты лучше домой, тебе же завтра страной управлять! А то ведь и не выспишься, и перетрудишься, и всё равно своего не добьёшься. И, главное: ради чего всё это? Тоже мне, подвиг – притащить одного мертвеца к другому полутрупу! Или ты надеешься этим прославиться? или обогатиться? или, может быть, духовные заслуги приобресть?"
Но Викрам не откликался – он окончательно пообещал себе, что будет молчать, несмотря ни на что. И тогда Бетал сказал:
- "Молчи, молчи, упрямец из Уджайна! А я тем временем расскажу тебе историю про другого уджайнского упрямца. Он тоже долго бился и своего добился – но вот, послушай, что из этого вышло".
Отправлено: 06.04.09 12:53. Заголовок: 02. ВТОРОЙ РАССКАЗ Б..
02. ВТОРОЙ РАССКАЗ БЕТАЛА – "В городе Индоре много красивых садов и красивых девушек. Одна индорская девушка по имени Раджашри поехала как-то в Уджайн, чтобы купить себе красивых тряпок и побрякушек. А на уджайнском рынке работал парнишка по имени Динакар – такой красавчик, просто глаз не отвести! Раджашри его увидала и совсем голову потеряла: на товары смотрела вполглаза, торговалась вполсилы, накупила дряни втридорога – но ничуть не расстроилась. Приехала домой и маме говорит: Ах, мамочка! какого красивого мальчика я видела вчера в Уджайне! И целый вечер только и разговоров, что про этого мальчика.
Мама папе говорит: всё, созрела наша девочка. Надо бы её замуж, пока не загуляла. Папа с мамой согласился, позвали сваху, стали приданое готовить. И вскоре выдали Раджашри за торговца пряностями. Был он уже в возрасте и не то что бы красавец, но мужчина видный и солидный. Жену свою молодую любил и баловал, была она за ним как за каменной стеной. Раджашри его не то что бы любила, но трёх сыновей ему родила; а во время супружеского долга закрывала глаза и представляла себе красавчика с уджайнского рынка. Оттого, должно быть, и сыновья у неё получились один другого краше.
И не ведала она, что Динакар из Уджайна влюбился в неё с первого взгляда, раз и навсегда! Был он купеческий сын из хорошего рода, и перспективы у него были самые блестящие, но после Раджашри ему это стало безразлично. Единственное желание у него осталось – увидеть её хотя бы ещё раз.
При этом он про Раджашри вообще ничего не знал – ни где она живёт, ни как её зовут, ни как её фамилия. Он только знал, что она самая красивая девушка на свете, и что одета она была по-городскому, а не по-деревенскому. Поэтому для начала он стал искать её в городе Уджайне. Целый год прочёсывал квартал за кварталом, пока не убедился, что девушка его мечты в Уджайне не живёт.
Родители его блажь приметили и сильно всполошились. Попытались Динакара женить, но он ни в какую. Попытались на него нажать – так он в соседний город сбежал. И его прочесал квартал за кварталом, и переехал в другой город, а оттуда в третий, четвёртый, пятый – и так он странствовал целых двенадцать лет. Перебивался случайными заработками, попрошайничал, играл, иногда воровал – но не опустился и не испохабился от такой безобразной жизни. Всегда Динакар за собой следил и всегда с иголочки одевался, на случай встречи с девушкой своей мечты. А в том, что эта встреча состоится, он не сомневался.
И вот, наконец, добрался Динакар до Индора. Для начала просто так по улицам прошёлся, с новым городом познакомиться – и заметил мальчонку, удивительно похожего на него самого! "А ведь это знак! – подумал Динакар. – Прослежу-ка я за ним, куда он пойдёт".
И вывел его мальчик к дому торговца пряностями, и увидел он там на балконе свою возлюбленную, ещё более прекрасную, чем двенадцать лет назад. А она увидела того самого красавца из Уджайна - и снова не смогла отвести от него глаз. И так любовались бы они друг на друга целую вечность, если бы не тот самый мальчик. Выбежал он на балкон и стал Раджашри за подол дёргать, что-то ему от мамы понадобилось. И утащил её в дом; а Динакар соседей обошёл и всё про Раджашри разузнал. Не обрадовался, но и не опечалился – что-то в этом роде он давно предполагал. Решил он поселиться в Индоре и сделать всё, чтобы Раджашри и её семья были счастливы.
А Раджашри весь вечер прорыдала над своей загубленной жизнью, а ночью пошла на задний двор и стала там себе костёр складывать. Служанка её манёвры заметила и от самосожжения отговорила. Сказала: Лучше разик налево сходить, чем детей сиротами оставлять! – И пообещала устроить ей тайную встречу с похитителем её сердца. У Раджашри мгновенно слёзы высохли, и с тех пор она только предстоящим свиданием и жила. А Динакар каждый день мимо её дома ходил и каждый раз напротив её балкона притормаживал. Но надолго не задерживался, чтобы повода для сплетен не давать.
Так они улыбались друг другу через улицу - недели две или даже больше. А потом торговец пряностями уехал за своими пряностями, и служанка отвела Раджашри в городской сад, где её уже ждал Динакар. Случилось это перед рассветом, в саду ещё никого не было, сторожа ещё крепко спали, и влюблённые могли позволить себе всё что угодно. Но они даже двумя словами не перемолвились: только-только обнялись – и всё! У красавицы от счастья сердце остановилось, а потом и у красавца от горя сердце разорвалось! Упали они на клумбу и лежали там среди цветов и трав, так и не выпустив друг друга из объятий.
В такой неприличной позе их и увидели поутру сторожа, а затем и многие другие горожане. Собралась вокруг мертвецов толпа немалая, ведь не каждый день на такую красоту полюбоваться можно. А торговец пряностями тем временем почуял недоброе и с дороги вернулся – благо, уехать он далеко не успел. Въезжает в город – и тут ему докладывают, что его жена в городском саду мёртвая лежит. Он туда поспешил, толпу растолкал, трупы увидал – и тут же рядом с ними замертво свалился. Не выдержало его сердце стыда и позора.
Вот такая драма произошла в Индоре – а всё из-за чего? А всё из-за того, что Динакар оказался чересчур настырным - примерно как ты сейчас, Викрамушка. Будь он хоть чуть-чуть благоразумнее, он прекратил бы свои поиски через две-три недели. И его возлюбленная дожила бы свой век в покое и достатке, да и сам бы он занялся бизнесом и со временем стал бы уважаемым человеком. Но он зациклился на своей безумной идее, и вот тебе результат: погубил свою жизнь, погубил жизнь и честь любимой женщины, фактически убил её мужа и оставил сиротами её детей. Ну, и кто он после этого? По-моему, идиот, маньяк и эгоист – а по-твоему?"
Но Викрам упорно шёл вперёд и на вопросы мертвеца никак не реагировал. И тогда Бетал прошептал ему на ухо:
- "Викрамыч, минута молчания кончилась! Если ты со мной не согласен – скажи об этом вслух, или твоё сердце остановится!"
Викрам продолжал молчать, и тут почувствовал, что его сердце и в самом деле остановилось! В глазах у него потемнело, в мозгах помутилось – но он удержался на ногах и заговорил:
- "История, которую ты рассказал, очень хорошо известна у нас в Уджайне. Я слышал её от Шри Динакара – того самого, о котором ты так нелестно отозвался. В ранней юности, заглядевшись на красавицу Раджашри, он внезапно увидел сквозь её черты жуткий и манящий облик Матери Мира, богини Чандики. Богиня позвала его за собой - но он оробел и побоялся подойти. Именно за свою нерешительность он и расплатился впоследствии двенадцатью годами скитаний; именно богиню, а не красавицу с рынка, искал он во всех городах. Но Чандика явилась ему только в Индоре – и на то была своя причина.
В Индоре тогда жил Шри Манидутт, преданный Матери Мира, мудрец и чудотворец. Раджашри была его дочерью. В детстве она получила от отца тайное посвящение и приняла в себя богиню Чандику. Индорские шакты поклонялись ей как живой богине – до тех пор, пока она не увидала Динакара. После встречи с красавцем её помыслы загрязнились похотью, и Чандика покинула её тело. Динакар нашёл Раджашри, но не нашёл богиню – однако он не терял надежды до тех пор, пока красавица не умерла в его объятиях. Сердце его разорвалось, когда он осознал, что утратил единственную нить, ведущую к Матери Мира - и он действительно умер тогда. Но жизнь его на этом не закончилась.
Дело в том, что Шри Манидутт не смирился со смертью своей любимой дочери. Пока тела готовили к кремации, он взывал к Чандике, моля её о несбыточном и невозможном. И богиня услышала его, и воскресила всех троих умерших! Торговец пряностями великодушно простил свою жену и она родила ему ещё двоих детей; а Динакар стал преданным Чандики и преемником Шри Манидутта. В Уджайне он известен как мудрый духовный учитель, а его история служит примером того, как важно проявлять настойчивость в стремлении к высшим целям. Ты же, Бетал, знаешь её лишь отчасти – а уже берёшься судить об этом святом человеке. Не удивительно, что твои выводы так далеки от истины".
Бетал присвистнул:
- "Надо же, как далеко пошёл бродяга, какие песни теперь поёт! Впрочем, после смерти человек сильно меняется – это я как покойник тебе говорю. Но ты заговорил, и теперь я свободен! Хватит беседовать, мне пора домой".
И улетел на свой тамаринд, и ловко повесился вниз головой.
Викрам вернулся, снял его с ветки, посадил на закорки и понёс к Виджаю. А чтоб мертвец опять не смылся, Викрам тщательно прибинтовал его к спине своим царским тюрбаном - в размотанном виде это реально длинное такое полотнище, метров шесть или даже восемь.
По дороге Бетал сказал Викраму:
- "Ну, Викрам, спеленал ты меня на совесть – я и вздохнуть теперь не могу! Пожалуй, так и донесёшь меня до Виджая, о хитроумный Викрам Адитья! И где ты только этому научился, царь царей индийских? Неужто нынешних царей такому учат?"
И сделал длинную паузу, но Викрам не удостоил его ответом. Тогда Бетал вздохнул и промолвил:
- "Скучный ты человек, Викрам. Ты победил, ты своего добился – так радуйся же наконец, расслабься! А ты набычился, напрягся и молчишь как монумент… Спел бы песенку, что ли, анекдотец бы рассказал – а? Или давай я тебе чего-нибудь расскажу… Вот! А расскажу-ка я тебе хорошую добрую сказку, в которой никто не умер. Ну, или почти никто – но сказка всё равно хорошая".
Отправлено: 06.04.09 12:58. Заголовок: 03. ТРЕТИЙ РАССКАЗ ..
03. ТРЕТИЙ РАССКАЗ БЕТАЛА
- "В городе Кхаджурахо восемьдесят храмов, и все про любовь. В одном из них есть "каменная пчела", которая выдаёт девушек замуж. По сути, это обычный плоский камень с почти истёршимся каким-то доисторическим рисунком. На пчелу он даже отдалённо не похож, и посторонний человек его просто так не найдёт, а если и найдёт, то не сможет использовать. Чтобы этот артефакт сработал, надо, во-первых, взять кокосовый орех и нарисовать на нём глаза. Во-вторых, надо показать ореху девушку и рассказать, какой жених ей нужен. В-третьих, надо прийти к чудотворному камню, зажечь вокруг него пять благовоний, облить его настоем пяти цветов, поставить на него орех с нарисованными глазами и сто восемь раз прочесть над ним Кама-Гаятри. После этого орех становится заряженным и отправляется искать жениха. И, как правило, находит именно такого, какого ему заказали.
Одна женщина из Кхаджурахо хотела выдать свою дочь за богача. Она сходила к каменной пчеле, совершила весь ритуал и подбросила кокос в телегу, ехавшую на богатый север. Следом за ней в храм явился её муж, и тоже с разрисованным кокосом. Он попросил для своей девочки умного жениха и отнёс кокос в Джагдамба-мандир, куда часто заходят очень умные люди. А вслед за ними к пчеле пожаловала и сама девица - и заказала себе Героя, вроде Арджуны или Бхимы. И кинула свой орех в реку, чтобы вода унесла его к Герою.
И все три ореха сработали! Девушкин орех уплыл в дальний лес, и его выловил молодой геройский раджпут, который охотился там на оленей. Он взглянул ему в глаза – и тут из ореха вылетела невидимая пчёлка и ужалила его в самое сердце! И орех сказал ему: отправляйся в Кхаджурахо, там живёт твоя судьба! И раджпут простился с товарищами и поскакал жениться.
Мамин орех доехал до Гвалиора и попался на глаза сыну начальника рыночной стражи. Этот молодой человек был сказочно богат и ещё не женат – какое счастливое совпадение! Орех взглянул ему в глаза, пчела ужалила его в сердце – и он сел на свою птицу из летучего дерева и полетел жениться.
А папин орех достался очень умному юноше из Кхаджурахо, который с детства шёл по духовному пути и уже приобрёл такие знания и способности, какие не у всякого мудреца и в старости бывают. О женитьбе он и не помышлял, больше думал о слиянии с Богиней – но волшебная пчёлка в одно мгновение переменила его судьбу. И юноша испросил благословения у Богини - и пошёл жениться.
Вот так и получилось, что в ближайший день и час, благоприятный для сватовства, к девушкиным родителям явились сразу трое красивых молодых парней: герой, богач и без пяти минут мудрец. И у каждого из них был кокос с нарисованными глазами, и каждый утверждал, что без этой девушки ему теперь никак нельзя.
Ситуация вышла сложная: дашь согласие одному – обидишь двоих, а обижать никого не хочется. Родители чуток подумали и от выбора самоустранились. Позвали девушку и говорят: решай сама. А она тоже не смогла с первого взгляда разобрать, кто из юношей Герой, а кто просто хороший парень. И попросила женихов показать, что они умеют.
Тут раджпут показал, как он умеет с коня на дерево запрыгивать, двумя мечами вертеть и на полном скаку двенадцать стрел точно в цель посылать. И подмигнул восхищённой девице, и воскликнул: "Это пустяки! Выходи за меня замуж – узнаешь, что я ещё умею!"
Аскет на это только усмехнулся и глаза закрыл – и тут же лук и все двенадцать стрел покрылись цветами, а мечи заплясали в воздухе сами по себе! И пока девица на них глазела, он стал невидимым, подобрался к ней поближе и сказал на ушко: "Погоди удивляться, красавица! Это лишь сотая доля того, что я могу".
А богатый жених выступил незатейливо, но эффективно: просто полетал над двором на своей деревянной птице и аккуратно посадил её на крышу девицыного дома. И сказал: "Эта птица из летучего дерева будет твоей. И это лишь сотая доля того, чем ты будешь владеть".
После такого заявления девушка и вовсе потерялась. Все трое парней ей не просто понравились – они её удивили, восхитили и соблазнили. Со всеми тремя она уже мысленно пообниматься успела, а теперь вот надо выбрать кого-то одного, а от остальных навсегда отказаться – ну нет! это невозможно! И попросила девица, чтобы женихи её не торопили, а дали ей ночь на размышления. К утру, мол, она всё окончательно решит и своего избранника укажет.
И всю ночь она больше мечтала, чем думала, и ненароком заснула. И приснилось ей, что она Драупади, и у неё целых пятеро мужей! А тут приходят Кауравы и говорят: твой старший муж проиграл тебя в кости! И хватают её за волосы, и разматывают сари. А она отбивается, кричит: "Как он мог меня проиграть, если он уже себя проиграл?!!!!!" –
и как раз на этом страшном месте девица раскрыла глаза и увидела над головою землю, под ногами небо, а вокруг себя – грандиозный мужской кулак, раз в десять побольше обычного. И это был уже не сон. Это её похитил Парватопама. Здоровенный такой ракшас, огромный как гора и страшный как смерть. Ему сегодня исполнилась тысяча лет, и в честь юбилея мама разрешила ему взять сотую жену.
Принёс он девицу в город ракшасов и передал своим жёнам. Все они жили в огромном дворце и все были жизнью довольны. Они сказали: Парватопама не всегда такой большой. Он может быть любого размера и любой формы. И он не всегда такой страшный, это он только поначалу старается впечатление произвести. А на самом деле он добрый, и подарки дарит, и детей любит, - так рассказывали жёны Парватопамы. Но смотрели они при этом в сторону и девицу ничуть не убедили. Она всё плакала и рыдала, а как увидала свою будущую свекровь, так вообще умереть захотела. Но никто на её слёзы внимания не обращал. В храм её сводили, благовониями обкурили, а потом обратно в женский дворец. А там уже свадебный шатёр стоит – в общем, девица поняла, что деваться некуда. Придётся ей теперь с чудовищем жить и ракшасиков рожать… И впала она от горя в глухое отупение, и про женихов своих распрекрасных уж даже и не вспоминала. А зря.
Женихи-то её в это время уже стояли на крыше того самого дворца, в котором она страдала! Умный жених очень быстро выяснил, куда она улетела; а сильный сказал: "Я ракшаса убью!"; а богатый сказал: "Я вас туда отвезу!". И вот они прилетели в город ракшасов и без невесты улетать не собирались.
Умный жених по окнам глазами пошарил – и без труда определил, где её искать. И сделался невидимкой, и проскользнул во дворец, и добрался до девицы, и шепнул ей на ушко: "Радость моя, пойдём на крышу! Там тебя ждёт деревянная птица. Она отвезёт тебя домой".
Девица как об этом услышала, мгновенно повеселела. И помчалась на крышу вслед за умным женихом – но старшие жёны её перехватили. Сказали: куда побежала?! хозяин уже на подходе! Вот тебе гирлянда, вот тебе кольцо, сейчас в шатёр пойдёшь!
И тут девица оторвалась от пола и на лестницу взлетела – а под ноги ракшасовым жёнам покатилось что-то тяжёлое, по-собачьи лающее, по-волчьи воющее, по-совиному ухающее! Женщины перепугались, из дома побежали – а умному жениху только этого и надо было! Мигом двери на засов – и бегом на крышу!
А Парватопама в это время как раз ко дворцу подъезжал. На слоне сидел верхом как на коне, пятки ниже брюха свисали. А за ним двигалось примерно полсотни таких же здоровенных чертей – кто пешком, кто верхом, а кто по воздуху летел. Но едва лишь они приблизились на расстояние выстрела, на крыше дворца показался человек с натянутым луком. И крикнул он ракшасу: "Эй, пожиратель сырого мяса! Получи-ка от меня подарок!" – И пустил ему стрелу прямо в глаз.
Разумеется, это был геройский раджпут! Стрельнул он мощно, но ракшаса не убил и даже не ранил. Парватопама моментально вырос до небес, и кожа его стала как броня, а руки стали как пальмы. Ухватил он смельчака, шутя обезоружил и кинул себе в пасть. А потом и богатого жениха сцапал – но до рта не донёс. Заметил ракшас, что на крышу девица выбежала – та самая, без пяти минут его жена! Заревел он как стадо буйволов, протянул к девице свою ручищу – и вдруг закашлялся! задёргался! покачнулся, на землю упал! слона своего раздавил, процессию свою разогнал! и умер в корчах и судорогах, перекрыв своей гигантской тушёй улицу, ведущую ко дворцу.
И тут же ему на грудь опустилась необыкновенная птица и запела гимны Нарасинхе, Раме и Хануману. И девица выскользнула из кулака мёртвого ракшаса и перелетела на птицу. А из другого кулака выбрался богач, а из пасти вылез раджпут. И все они поднялись на птицу и улетели за облака.
Ракшасы за птицей не гнались, хотя летать у них умеет каждый третий. Ракшасы были перепуганы до потери пульса – на минуточку им показалось, что это прилетел сам Вишну. А когда минуточка прошла, Парватопама открыл глаза, прокашлялся и сел. И рассказал ракшасам, как это неприятно, когда человечек влезает тебе в дыхательное горло. Тут-то они и сообразили, что это был не Вишну. Но от погони отказались и Парватопаме отсоветовали. Напомнили ему, как человечки с обезьянками Ланку разгромили. Парватопама поостыл немножко, и в ту же ночь украл себе невесту из Индора. И на следующий день спокойно на ней женился.
А у людей с женитьбой возникли проблемы. Невеста, поглядевши на их подвиги, окончательно влюбилась во всех троих. И окончательно запуталась, кого из них выбрать. И сказала: "По справедливости, я должна выйти замуж за того, кто меня спас, да?" И на умного жениха посмотрела.
Но умный был ещё и скромный. Он сказал: "Свет моих очей! Я в этом деле только помощником был. А спас тебя тот, кто ракшаса убил. Если бы не он, ты бы вряд ли в живых осталась".
Однако тот, кто ракшаса убил, оказался ещё скромнее. Он умному ответил: "Одного ракшаса убить не трудно. Но там ведь их были многие тысячи, и летать из них умеет каждый третий! Если бы не твои гимны, мы бы оттуда не спаслись. Не только наша красавица – мы все тебе жизнью обязаны! Так что не скромничай, друг: ты и есть самый достойный жених!"
А богатый их речам удивился. Богатый сказал: "Господа! Давайте-ка не будем забывать о том, чья это птица, на которой мы летим. Без неё мы не то что не спаслись бы – мы и до места не добрались бы. А я, между прочим, эту птицу для своей будущей жены купил…"
И замолчал многозначительно; а остальные женихи слишком однозначно на него посмотрели. Девица это заметила и воскликнула: "Ура, я придумала! Давайте полетим в Уджайн к царю царей Викраму Адитье! Пускай он нас рассудит!"
И вот, Викрамушка, прилетят они завтра к тебе – и как ты их рассудишь? Что молчишь? И завтра так же молчать будешь? Ну, нет! это не годится! Если ты знаешь ответ и молчишь – говори немедленно, или ты задохнёшься!"
Викрам потуже затянул полотнище, которым покойник был примотан к его спине. И ответил Беталу:
"Богатый не побоялся полететь к ракшасам, умный не побоялся проникнуть во дворец ракшаса - смелый же не побоялся стрелять в ракшаса. Смелостью он превзошёл всех женихов – но он превзошёл и самого себя, когда не утратил присутствия духа в пасти чудовища и, будучи пожранным, перекрыл дыхание пожирателю. Про умного и богатого скажут: вот люди, побывавшие в городе ракшасов; про сильного же скажут: вот герой, победивший Парватопаму! И я рассужу так: девица должна выйти замуж за героя".
Бетал хмыкнул.
"Надо же, как у тебя всё просто! Герой убил злодея, герой заслужил награду, вот и весь суд. Нет уж, давай судить без пафоса. Давай присмотримся к ситуации более тщательно. Что случилось бы, если бы герой не стрелял? А ничего страшного, и даже наоборот. Вся компания убралась бы из города потихоньку, и ракшасы даже не догадались бы, что произошло. Но в этом случае героем стал бы умный жених, а раджпут остался бы вовсе не у дел. Ясно, что такого он допустить не мог.
Вот он и выстрелил. Убил он ракшаса? Не убил, только раздраконил. Всю операцию чуть не сорвал, сам едва не погиб, невеста чудом жива осталась – и всё ради чего? Только ради того, чтобы погеройствовать да прославиться.
Вот и подумай теперь, Викрам: нужен ли девице такой муж, который ради славы ни её, ни себя не пожалеет? И нужен ли ей такой умник, который от неё из чистой вежливости отказаться готов? Нет уж, самый достойный жених для неё – это богатый. Он ради неё не побоялся силачу возражать и с умником спорить – а это тебе не в ракшаса стрелять, тут реально нечеловеческая смелость нужна. Особенно когда летишь с ними вместе на деревянной птице, с которой можно запросто упасть и потом костей не соберёшь".
Викрам улыбнулся:
- "Считаешь себя умным, Бетал? Считаешь, что я глупее тебя? Ну, так присмотрись к ситуации более тщательно. Я спеленал тебя как младенца и несу к своему учителю – а ты и пошевелиться не можешь, только брюзжишь у меня за спиной. Ну, и кто из нас умнее, а кто глупее? И кому интересно теперь твоё мнение?"
Бетал хихикнул.
- "Ты думаешь, что ты меня спеленал? Ну да, ты меня спеленал – но это ещё ничего не значит. Правила остаются прежними: ты заговорил – значит, я полетел! Будь здоров, Викрам Адитья!"
И выпорхнул из обмоток, как бабочка из кокона, и улетел на свой тамаринд, и ловко повесился вниз головой.
Викрам проводил его взглядом, присел на камень и задумался. Трудную задачу ему задал Бетал! Ответишь на вопрос – упустишь мертвеца, не ответишь на вопрос – станешь мертвецом; а привяжешь мертвеца – ну, никак его не привяжешь. Остаётся только одно: заткнуть уши и не слушать мертвеца! Пускай себе болтает всё что хочет, и пусть он сам себе вопросы задаёт!
И Викрам скатал два шарика из листьев и заткнул себе уши. А потом намотал свой тюрбан вокруг лица как согревающий компресс. И перестал слышать даже сам себя - и пошёл снимать Бетала.
Покойник, едва его разглядел, затрясся как припадочный. То ли от ужаса, то ли от смеха. Пока Викрам его отвязывал, он всё время что-то говорил – то ли насмехался, то ли пощады просил. Но Викрам не стал уточнять, что он там лепечет. Викрам взвалил покойника на плечи и понёс его к Виджаю, наслаждаясь долгожданной тишиной.
И вдруг в тишину просочился негромкий, но внятный голос Бетала:
"АУ! Ау, Викрам! Теперь ты меня слышишь? Ага, плечо дёрнулось – значит, слышишь. А я тут тебе рассказывал, какой ты смешной в этом чепчике. А ты ничего не слышал – наверно из-за него. Зря ты уши себе замотал, Викрам. Я как раз хотел тебе рассказать, как один сильно продвинутый гуру обманул удайпурского махарану. Слушай внимательно: история будет с намёком!
– "Удайпур, Викрамушка, не только в твоём царстве имеется. В стране киратов целых два Удайпура, а то и три или даже четыре, никто их не сосчитает. Непростая это страна: горы да ущелья, хребты да долины, и в каждой долине свой язык и своё государство, а где и по два, и по три. И раджей-махараджей там видимо-невидимо, и все такие важные! и все с такими амбициями! И все свою родословную от Лунной династии ведут, и никак иначе.
Однажды забрёл в страну киратов молодой художник из Бихара. Направлялся он в долину Катманду – кто-то ему напел, что по его специальности там очень много работы. Удайпурское княжество он проскочил бы и не заметил – но, на свою беду, пришёл он туда поздно вечером в новолуние. Ну, и пришлось ему заночевать в какой-то рощице на окраине какого-то села. И невдомёк ему было, что не село это, а стольный град удайпурского махараны! А рощица, в которой он заночевал, тоже было не простая, а очень опасная: мужчинам туда запрещалось входить, прямо под угрозой смертной казни! Это был секретный девичий сад, в котором жили местные принцессы.
Поутру вышла младшая принцесса в сад и увидела там НЕЗНАКОМОГО МУЖЧИНУ! Хотела испугаться, да не успела: разглядела, что не мужчина это, а юноша, и очень даже симпатичный юноша… и не просто симпатичный, а даже очень красивый… И залюбовалась на спящего, и не удержалась – наклонилась и чмокнула его в щёчку!
Тут художник глаза открыл – и глазам своим не поверил! "Кто ты, красавица? – спрашивает, – Фея ли ты небесная, или нимфа, или богиня?" – А она ему отвечает: "Незачем тебе об этом знать. Собирайся-ка лучше побыстрее да беги из этого сада через вон ту калитку, покуда стража тебя не заметила! Иначе запросто с жизнью простишься!"
Художник девицу послушал и сад покинул. И пошёл своей дорогой в Катманду – а не идётся ему уже, никак красавицу забыть не может. В полдень присел под деревом, лепёшку достал – а есть не хочется! И жить не хочется, и рисовать не хочется, а хочется только в Удайпур вернуться – но зачем туда возвращаться? Ясно ведь, что девица не из простых, художнику до неё как до Луны пешком.
И тут выходит к нему из лесу старец пепельно-серый с полосатым лбом и железным трезубцем. И вопрошает грозно: "Чего ты тут расхныкался?"
Парень вскочил, ладони сложил, выше лба поднял:
"Бом шанкар, бабаджи! Угораздило меня вот влюбиться, от несчастной любви я страдаю."
И рассказал про волшебный сад и неземную красавицу. Старца эта история немало позабавила.
"Так, значит, ты влюбился в удайпурскую принцессу! – воскликнул он. – И теперь, наверно, хочешь на ней жениться, да?"
Художник вздохнул:
"Теперь, наверно, я хочу умереть. Если она ПРИНЦЕССА, то мне и вовсе надеяться не на что".
Старик улыбнулся:
"Погоди умирать. Пожалуй, я помогу тебе на ней жениться. Но для этого ты должен отдать мне свою силу и своё тело, навек забыть своё прежнее имя - и на всё, что я с тобою сделаю, отвечать только: "Благодарю тебя, Шри Махадев!", и никак иначе. Согласен ли ты на такие условия?"
Художник просиял:
"Благодарю тебя, Шри Махадев! Вот тебе моя сила, вот тебе моё тело, и дай мне новое имя, чтобы я поскорее забыл старое".
"Твоё новое имя – Савитри, - сказал Махадев. – А теперь пойдём ко мне, будешь к нему привыкать".
Юношу новое имя сильно озадачило. Но он вопросов задавать не стал, а ответил как условились: "Благодарю тебя, Шри Махадев!" И старик отвёл его в свою лесную хижину, а там заставил неотрывно смотреть на блестящий шарик, подвешенный на нитке, и повторять за ним какую-то сложную мантру. Вскоре шар сделался огромным как небо и поглотил художника целиком. Внутри шара он превратился в пятилетнюю девочку и прожил восемь лет в богатой брахманской семье, с младых ногтей обучаясь всему, что должна уметь дочь дваждырождённого. Когда же девочка вынырнула из шара и обнаружила себя в мужском теле, Махадев велел ей переодеться в женское платье и продемонстрировать свои умения. И остался недоволен, и ещё два раза загонял её в шар, и наконец добился от её манер немыслимого совершенства. Тогда он вдел Савитри в нос волшебную серёжку – и тело юноши превратилось в тело тринадцатилетней девушки. И девушка сказала: "Благодарю тебя, Шри Махадев!"
А Махадев за это время тоже успел измениться к лучшему. От пепла отмылся, волосы башенкой уложил, завернулся в белое и чистое - и стал благообразен и внушителен, как древний мудрец на картинке! И сказал он Савитри: "Пойдём, дочь моя! навестим удайпурского махарану!"
И вошли они под вечер в генеральное село удайпурского княжества. И произвели там немалый переполох: никогда ещё в этой глуши таких важных персон не видели! Махарана лично им навстречу вышел, поклонился и во дворец пригласил – а дворец у него был ничего себе, хоть и одноэтажный, зато с окнами. Для Шри Махадева там комната нашлась, а Савитри отвели ночевать в девичий сад. А там три принцессы – Падмавати, Мандаравати и младшая Амбавати – все в одной комнате спят. Приняли они Савитри как родную сестру, и пошли у них всякие разговоры, до утра никто глаз сомкнуть не мог. И песни они пели, и в игры играли, и сказки сказывали, и судачили о грядущей семейной жизни – в основном, о свадьбе, конечно, да о женихах. Только младшая принцесса об этом говорить не захотела, а поднялась и вышла в сад, и подозрительно надолго там застряла. Старшие советовали внимания не обращать, но Савитри всё-таки в сад сходила и принцессу разыскала. Сидела Амба под деревом на камушке и чём-то горько плакала. Савитри рядом присела и помаленьку у неё всё выспросила.
Призналась младшая принцесса, что сегодня утром видела она в саду нереального красавца и влюбилась в него без памяти. Имя, правда, спросить не догадалась – но она же видела, какими глазами он на неё смотрел! И она уверена, что он непременно вернётся и к ней посватается – но она боится, что папа с порога ему откажет. Потому что удайпурские кшатрии вот уже сколько-то там веков поддерживают брачный союз с кшатрийским кланом из другого Удайпура, который на западе. И если жених не из этого клана, то шансов у него почти нет.
Тут Савитри вынула из ноздри серёжку и превратилась на мгновение в того самого нереального красавца. И тут же вставила её обратно, и сказала обомлевшей Амбавати:
"Шансы у нас есть, и немалые. Сам Шри Махадев обещал нас поженить. Возможно, он сейчас как раз об этом с твоим отцом разговаривает".
И Амбавати обняла Савитри крепко-крепко, и горячо расцеловала – и тут уже Савитри от счастья чуть не обомлела!
А Махадев в это время и вправду махарану обрабатывал. Но не в смысле сватовства, а на другую тему. Рассказал он махаране, что идёт в Бхактапур, Шиве поклониться. Махарана, как это услышал, сразу его отговаривать начал: дорога, мол, неспокойная, разбойников нынче много. А Махадев ему на это: знаю, мол, но ничего поделать не могу. Жена моя покойная перед смертью очень просила отнести её прах именно в это святое место.
Тут они скорбно помолчали, а затем махарана опять к разбойничьей теме вернулся. Сказал, что одинокий старик до Бхактапура дойдёт без проблем, а вот дочку его запросто могут похитить по дороге. И предложил Шри Махадеву пять человек охраны, или даже шесть.
Махадев объяснил, что дочке туда идти не обязательно, а просто её оставить не на кого. Тут махарана редкое радушие проявил - принялся Шри Махадева упрашивать, чтобы он Савитри в Удайпуре оставил. У него, мол, здесь все условия для содержания дочерей, даже специальный девичий сад имеется! Махадев как бы подумал – и согласился.
Наутро позвал он к себе Савитри и сказал: "Сегодня я уйду, а ты останешься. Времени зря не теряй, знакомься со своей невестой – но не забывай каждую ночь на небо поглядывать! В ближайшее новолуние ты должна прийти в мой лесной дом. Там я дам тебе новое имя и расскажу, что делать дальше".
И ушёл. А Савитри поселилась в девичьем саду, и все принцессы были ей очень рады. Амбавати от неё ни на шаг не отходила, и каждую ночь сидели они в саду под тем самым деревом и сладострастно мучили друг друга. Савитри не раз порывалась серёжку из носа вытянуть и приласкать свою невесту по-настоящему! Но Амба всякий раз говорила: Только после свадьбы! – И вставляла серёжку обратно.
Так три недели незаметно пролетели, и настало новолуние. Явилась Савитри в хижину отшельника – и Шри Махадев забрал у неё волшебную серёжку, и сказал: "Отныне твоё имя будет Савитар". И снова достал свой блестящий шарик, и велел юноше смотреть, не отрываясь, и повторять за ним другую длинную мантру. А внутри шара опять была брахманская семья, и юноша вошёл в неё пятилетним мальчиком и прожил там двенадцать лет, изучая при этом санскрит, Веды, ритуалы и прочие брахманские премудрости. Нелегко ему эта наука далась – десять раз в шарик нырять пришлось и десять раз Махадеву экзамен сдавать. Наконец учитель доволен остался. Сказал: "Вот теперь тебе можно и на принцессе жениться!" – И Савитар ему ответил: "Благодарю тебя, Шри Махадев!"
И явились они к махаране, и Махадев представил ему молодого брахмана. И сказал: "Этот юноша повстречался мне в Бхактапуре. Его зовут Савитар – это знак, ниспосланный свыше. Я обещал женить его на Савитри, и вот мы пришли за ней. Вели позвать мою дочь, я объявлю ей свою волю".
Махарана ему ответил честно и прямо: "Не уберегли мы вашу дочь, святой отец. Пропала она без вести в ночь новолуния, и с тех пор её никто здесь не видел".
Тут Махадеву как бы стало плохо с сердцем. А махаране стало ещё хуже. Испугался он, что брахман сейчас умрёт по его вине и тем изгадит ему карму на десять жизней вперёд! Однако Савитар не растерялся: быстро уложил старика на циновку, влил меж зубов какое-то снадобье и долго шептал ему что-то на ухо. Наконец Махадев в себя пришёл, с циновки встал и сказал махаране сурово и холодно:
"По справедливости мне стоило бы проклясть и тебя, и твоё семейство – но Савитар уговорил меня не делать этого. Воистину, его великодушие не знает границ: он просил за тебя, хотя ты и перед ним виноват, это по твоему недосмотру он лишился невесты. Что ты готов сделать, чтобы загладить свою вину?"
"Я готов отдать ему в жёны свою дочь, - ответил махарана. – Но захочет ли юный брахман жениться на дочери кшатрия?"
Савитар как бы поразмыслил – и великодушно согласился. Махарана обрадовался, велел своим домашним и придворным к свадьбе готовиться. Пока приготовления шли, Савитар у него во дворце жил. За две недели махарана так к нему привык, что и после свадьбы никуда отпускать не захотел. Так ему и заявил: оставайся, мол, в Удайпуре, будешь мне наследником. Своих-то сыновей у махараны не было.
А Махадев удалился в лес. Савитару на прощанье сказал: "Приходи ко мне в первое полнолуние после свадьбы, совершим с тобой последний ритуал". – И Савитар ответил: "Благодарю тебя, Шри Махадев! Приду непременно".
И не пришёл даже, а верхом прискакал, и богатые подарки с собой привёз. Шри Махадев его встретил в своём изначальном облике: полуголый, пепельно-серый, с полосатым лбом и безумными глазами. Разжёг он большой костёр, произнёс над ним шёпотом три короткие мантры и высыпал в огонь все подарки. А потом сказал Савитару: "Давай-ка поклонимся святому огню и господу Шиве!"
И простёрся перед огнём, и Савитар вслед за ним то же самое сделал. Тут у него голова закружилась и сознание помутилось – всего лишь на мгновение, не больше. Но когда Савитар в себя пришёл и на ноги поднялся, он увидел рядом с собой - себя самого! И посмотрел он на свои руки – а они оказались серыми от пепла; и посмотрел на свои ноги – а они оказались босыми и тоже серыми; и содрогнулся от ужасной догадки, и крикнул юноше, так похожему на него самого:
"Шри Махадев, что ты со мною сделал? Как я теперь покажусь своей жене?"
И юноша ответил:
"Я обещал женить тебя на дочери махараны – и я исполнил своё обещание. Ты обещал отдать мне своё тело – теперь и ты исполнил своё обещание. Мы с тобой в расчёте, не так ли? Поблагодари же меня – ведь ты обещал благодарить меня за всё, что я с тобой сделаю!"
"Не будет тебе благодарности, гнусный обманщик! – закричал Савитар. – Верни мне сейчас же моё тело – не то я убью тебя!"
И схватил трезубец, и замахнулся – но Махадев уже оседлал его коня и шустро ускакал из леса. А юноша, превратившийся в старика, принялся размышлять, что же ему дальше делать. Сперва он думал пойти во дворец и прилюдно разоблачить колдуна; затем он решил, что надо день и ночь молиться Шиве, чтобы Разрушитель Иллюзий уничтожил злые чары и восстановил справедливость; а потом плюнул на всё, взял трезубец и проткнул себе печень. И старческое тело, которое он уже успел возненавидеть, истекло кровью и лишилось жизни, и вскоре было пожрано лесными зверями.
Вот так, Викрамушка, хитрый чёрт, притворившийся святым отшельником, обманул удайпурского махарану и погубил доверчивого юношу. Но этот Махадев - я тебя уверяю! - сущий ребёнок по сравнению с тем прохвостом, к которому ты меня несёшь. Скажи мне, Викрам: есть ли у тебя серьёзные причины ДОВЕРЯТЬ Виджаю? Или же ты, как тот художник, купился на полосатый лоб и туманные речи? Не молчи, Викрам Адитья! Если тебе есть что сказать – скажи это вслух, или твоя печень истечёт кровью!"
И Викрам ответил Беталу:
- "У меня нет никаких причин НЕ ДОВЕРЯТЬ Шри Виджаю – вот почему я ему доверяю. Но у меня есть очень веские причины не доверять тебе, Бетал. В каждой твоей истории обнаруживается один и тот же умысел: ты стараешься посеять во мне сомнение и настроить меня против Виджая. В угоду этому умыслу ты отрицаешь неопровержимые истины, искажаешь факты, пытаешься выставить героев дураками и, наконец, рассказываешь такие нелепицы, в которые не поверит и ребёнок.
Возьмём твою последнюю историю: она совершенно неправдоподобна. Могущественный чудотворец, способный превратить мужчину в женщину и простолюдина в брахмана, затевает сложную интригу, чтобы жениться на дочери горного князька – ну, что это за вздор? Существо, обуреваемое столь низменными страстями, никогда не обретёт способность творить чудеса. Такая способность даётся только тем, кто преодолел страсти и возвысился над суетой мирских иллюзий – и даётся она не просто так, а как знак духовного совершенства и последняя ступень перед выходом из круговорота рождений и смертей. Если аскет уже приблизился к этой ступени – зачем ему переселяться в более молодое тело? Зачем ему откладывать своё окончательное освобождение ещё на несколько десятилетий?
Нет, Бетал, так не бывает. Я легко поверил бы в то, что святой отшельник из милосердия помог соединиться двум влюблённым сердцам – но финал этой истории заставляет усомниться во всей истории. Ты либо соврал, либо пересказал чужое враньё – но, так или иначе, кое-чего ты всё же добился. Я заговорил, и теперь ты свободен! Лети же на своё дерево, вздорный мертвец – я всё равно найду способ доставить тебя к Шри Виджаю!"
- "А пожалуй, что и полечу, - сказал Бетал, поднимаясь в воздух. – Но историю про Махадева ты всё-таки запомни: возможно, в ней больше правды, чем тебе сейчас кажется".
И улетел на свой тамаринд, и ловко повесился вниз головой. Викрам вернулся, снял мертвеца, заткнул ему рот своим платком и обмотал всю его голову своим тюрбаном, для пущей надёжности. Бетал пытался сопротивляться, отбивался руками и ногами – но не мог проронить ни слова. Довольный своим успехом, Викрам взвалил его на плечи и поволок к Виджаю – но, не пройдя и ста шагов, снова услышал знакомый голос:
- "Затыкаешь мне рот, Викрам Адитья? Ну и чудесно, меньше глупостей говорить буду. И не буду против Виджая тебя настраивать - а расскажу я тебе про умных людей, которые умели говорить без слов и – представь себе! – понимали друг друга гораздо лучше, чем ты меня сейчас понимаешь. Впрочем, ты ведь тоже не глуп, и есть надежда, что когда-нибудь ты всё таки меня поймёшь. Или не поймёшь – но всё равно послушай".
Отправлено: 06.04.09 13:01. Заголовок: 05. ПЯТЫЙ РАССКАЗ Б..
05. ПЯТЫЙ РАССКАЗ БЕТАЛА
- "В Варанаси самое главное – это святая река Ганга. На её берегу вечное движение: кто-то моется, кто-то молится, кто-то быков купает, кто-то покойников жжёт. И каждый вечер юные пандиты в белых одеждах выходят на гхаты, поклоняются реке и зажигают жертвенные огни. Уже много сотен лет они этот ритуал совершают – и будут совершать ещё много сотен лет, пока будет стоять город Варанаси….
- впрочем, я вижу, Викрам, что тебе это всё не интересно. Тебе, наверно, гораздо интереснее другое: как же это Бетал ухитряется разговаривать, когда рот у его наглухо заткнут, да ещё и тюрбаном обмотан? А всё очень просто: для разговора я совсем не использую язык. Я же мёртвенький, язык у меня давно отсох - вот и приходится посылать слова тебе прямо в голову, минуя уши. Кстати, я всё время с тобою только так и разговариваю, даже губами не шевелю. А ты и не замечаешь, потому что невнимательный ты к окружающим. Об одном только думаешь, как бы меня поскорее к Виджаю отнести. Да расслабься ты и не спеши, всё равно ведь не донесёшь. Послушай лучше мою историю. Она очень интересная и – представь себе – без малейших намёков на наши с тобой непростые отношения.
Значит, жил в Варанаси молодой пандит, звали его Дамодара. Был он не по годам спокойный, благоразумный и сообразительный. И вот, пришёл к Дамодаре однажды его дружок Гандипа, в очередной раз катастрофически влюбившийся. И рассказал Гандипа, что встретил на гхатах неотразимую красавицу, всю в золоте и цветах, окружённую разодетыми и благоухающими служанками. И был он ею насмерть поражён - она же мимо прошла и не оглянулась, только уронила на камни вот этот цветок лотоса. И вскоре скрылась из виду, и где теперь её искать?
Дамодара лотос взял и внимательно осмотрел. И заметил, что стебель цветка пахнет маслом для волос, а кончик стебля сплющен, как будто его в зубах мусолили. Гандипа подтвердил: да, она за ухо заложить пыталась…, а потом прикусила… а потом к груди прижала, и только после этого уронила.
Тут-то Дамодара и сказал Гандипе:
"Друг мой Гандипа! Ты хоть и зрячий, а как будто слепой. Неужели ты не заметил, что она тебе знаки подавала? "Ухо" на санскрите "карна", "укус" – "дантагхата", а лотос – "падма". Из чего я и заключаю, что красавица твоя живёт в Карнапуре, отца её зовут Дантагхата, а саму её зовут Падмини. А то, что она цветок возле тебя уронила, означает, что ты ей приглянулся. Чтобы этот знак понять, даже санскрита знать не надо!"
Гандипа засомневался: "А не перемудрил ли ты, Дамодара? Виданное ли дело, чтобы девушка такие хитрые загадки загадывала, да ещё и на санскрите!" - Пандит его обсмеял: "Это для тебя они хитрые - а для грамотных людей это проще чем банан почистить. Мы такими шарадами ещё в младшей школе баловались. Впрочем, если тебе не верится – давай поедем в Карнапур и сами всё проверим. Ехать тут недалеко, неделю самое большее".
Тут надо, наверно, про Гандипу немножко объяснить, откуда он такой глупый выискался. Гандипа был простой царевич откуда-то с восточного побережья. В Варанаси он приехал учиться… - э, Викрам! да ты уже почти бежишь! Ладно, попробую и я досказать побыстрее.
Короче, поехали они в Карнапур. И представь себе, Викрам – первый же встречный рассказал им, где живёт Дантагхата. А второй встречный рассказал им всё про Падмини. А третья встречная оказалась её бывшая нянька – старая, одинокая и очень бедная.
Поселились наши герои у старухи, подкормили её и приодели – а она им за это обещала всяческую помощь и поддержку. Гандипа сразу загорелся: беги, мол, бабушка, к моей любимой и сообщи ей, что я уже здесь! Но Дамодара его пыл остудил: "Друг мой Гандипа, не надо так сразу и напрямик. Красивая девушка требует красивого подхода. Пошли-ка ты ей лучше блестящую лаковую шкатулку, а внутрь положи статуэтку Арджуны, завёрнутую в листья бетеля. А для большей точности возьми капельку кармина и покрась Арджуне лук. Таким образом Падмини и имя твоё узнает, и чувства твои поймёт".
Гандипа усомнился: "Как же она всё это поймёт, если даже я тут ничего не понимаю?" – Дамодара в ответ рассмеялся: "Да что же тут непонятного? "Блестящий" на санскрите "кашИ" – а это настоящее имя города Варанаси, известное всем образованным людям. Лук Арджуны назывался Гандива – тебе, Гандипа, это слово ничего не напоминает? А бетель – символ любовной страсти, об этом даже крестьяне знают".
И вот, собрали друзья посылку и вручили её кормилице. Сходила она к Падмини и вернулась расстроенная: очень уж неприветливо девица её приняла. Разговаривала с ней холодно и надменно, а когда шкатулку открыла и статуэтку рассмотрела – возмутилась, раскричалась и отвесила старухе две пощёчины. А руки её были в камфарной пасте, и на старухиных щеках чётко отпечатались десять белых пальцев. Хотела кормилица стереть эти метки, но Падмини не позволила. Сказала: пускай Гандипа из Варанаси на них посмотрит и сделает выводы.
Гандипа опечалился: значит, от ворот поворот? Но Дамодара ему сказал: "Друг мой Гандипа, ты опять ничего не понял. Десять белых полосок – это десятый день светлой половины месяца. Они оставлены на щеках няньки – значит, в указанный день нянька должна снова явиться к Падмини. И получить от неё новое послание для тебя".
И остались друзья в Карнапуре дожидаться десятого дня. А как дождались, так Гандипа снова огорчился сверх всякой меры. Падмини-то со своей кормилицей даже говорить не захотела! Приказала служанкам: "Выведите её отсюда! да не через парадный вход, а через задний двор, в ту калитку, что в саду за беседкой". И никакого послания Гандипе не передала, и его имя даже вскользь не упомянула.
Дамодара как про это услышал, от души Гандипу поздравил: "Сбылась твоя мечта, царевич! Мойся-умащайся, приводи себя в порядок, а после заката ступай в сад – Падмини тебя в беседке ждать будет. Знак на этот раз яснее ясного, никак иначе толковать его нельзя".
Так оно всё и вышло. Пробрался Гандипа в сад, и встретился с беседке со своей возлюбленной, и получил от неё гораздо больше, чем ожидал. От такого горячего приёма ему и вовсе голову снесло: стал он Падмини замуж звать, да так настойчиво! так проникновенно! Она же ему в ответ печально улыбнулась и сказала: "Куда мне замуж? Я с восьми лет замужем, на будущий год к мужу перееду. Хороший ты парень, Гандипа, но невнимательный – мог бы и заметить, что и одеваюсь я по-замужнему, и украшения замужние ношу. Или ты меня у мужа отбить хочешь?"
Гандипа сказал: "Да легко! Давай я увезу тебя в свой город - там никто и не узнает, что ты замужем. Такой брак считается ведическим, он называется… ну, в общем, нам учитель рассказывал, как-то он называется…"
Пандини с подозрением на него посмотрела и по щеке тремя пальцами провела. И сказала: "Ладно, я подумаю. До свиданья, заходи, буду рада тебя видеть". – А Гандипа её тут же переспросил: "Можно тогда я завтра зайду?"
Пандини удивилась: "Да что с тобой, Гандипа-джи? Три пальца ведь было, не один – неужели не заметил". Гандипа признался: "Заметил… но не понял…"
"Ты не понимаешь таких простых намёков? – не поверила Падмини. - Но как же ты тогда мои послания разгадал?"
И тут Гандипа рассказал ей про пандита Дамодару. Пандини нахмурилась, задумалась и наконец промолвила: "Ну что же, передай Дамодаре мой низкий поклон и вручи ему этот стих".
И взяла пальмовый лист, и написала на нём:
"Мудрость есть главное украшение мужчины. Всякий день благоприятен для встречи с мудрецом".
Гандипа стих прочёл, но опять ничего не понял. А Дамодара, как обычно, обо всём с первой строчки догадался – но ничуть не обрадовался. И сказал Гандипе: "Лучше бы нам уехать отсюда поскорее. Дурное это дело и опасное, крутить шашни с чужой женой, да ещё и с такой развратной". Гандипа подумал и согласился, но всё же решил на три дня задержаться и красавицу ещё разок навестить. Ну, чтобы попрощаться как следует – нехорошо ведь уезжать, не простившись.
Дамодара ему сказал: "Если ты остаёшься – значит, и я остаюсь. Вместе мы приехали, вместе и уедем". И взял пальмовый листок, и написал для Падмини вот такой стишок:
"Чистота есть главное украшение женщины. Всякий день неблагоприятен для утратившей чистоту".
Падмини эти строки прочла и прослезилась. И весь вечер была задумчива и рассеяна, а когда пришло время расставаться - сходила в дом и принесла горшочек со сладким рисовым пудингом. И сказала Гандипе: "Передай этот кхир своему другу, в знак моей благодарности за проникновенные стихи". И провела по щеке одним пальцем – и Гандипа тут же решил не говорить, что прощается с ней навсегда. И сказал: "До завтра, любовь моя!"
И принёс пандиту горшочек кхира – но Дамодара его даже нюхать не стал, сразу собаке бросил. Она его сожрала и околела. И тут уже даже Гандипа всё понял - и дико разозлился на беспутную девку, которая чуть не отравила его лучшего друга! И воскликнул: "Завтра я её убью!" – и действительно был готов её убить! Но Дамодара его отговорил: "Не делай этого, Гандипа, не губи свою карму. Мы эту хитрую бестию по-другому накажем. Давай-ка я для неё угощение приготовлю – и посмотрим потом, кто из нас хитрее".
На другой день, когда Гандипа к Падмини собрался, вручил ему Дамодара кувшин вина, сдобренного опием, и небольшой трезубец. И велел напоить девицу вином, а когда она уснёт – забрать её самое дорогое ожерелье и поцарапать её трезубцем в нескольких открытых местах.
Гандипа всё это очень удачно проделал: и напоил, и обокрал, и оцарапал - и вернулся к Дамодаре, крайне довольный своей ловкостью. И думал уже, что можно отчаливать обратно в Варанаси - но Дамодара сказал: "Нет, месть моя ещё не завершена. Послезавтра отнеси это ожерелье на рынок и предложи его самому богатому ювелиру. Если он его купит – бери деньги и уходи; а если будут у тебя неприятности – кричи, что эту вещь тебе дал твой учитель, знаменитый йог Чарака, который живёт на кладбище. И тащи всех на кладбище к йогу, пусть он им про это дело всё объяснит".
И вот, отнёс Гандипа ожерелье на рынок – и тут же начались у него неприятности. Ювелир мгновенно распознал, что эта драгоценность из дома Дантагхаты украдена – и кликнул стражу, и Гандипу связали и повели к городскому судье. А судья ни про какого йога и слушать не захотел. Велел он всыпать вору плетей и с позором выгнать его из города, и все собравшиеся в суде приветствовали это решение одобрительными возгласами. И приговор был бы исполнен незамедлительно –
но тут в судебный двор явился знаменитый йог Чарака. Выглядел он сурово и внушительно, почти как Шива в жутком образе Бхайравы. Постучал он по полу трезубцем и возгласил грозным басом:
"Гандипа! Чего хотят от тебя эти люди?"
И только по голосу Гандипа распознал в знаменитом йоге своего друга Дамодару. Бросился он к его ногам и принялся объяснять суть дела. Йог его молча выслушал и объявил судье и всем присутствующим:
"Да, это мой трофей! Я отобрал его у ведьмы-людоедки. Это было позапрошлой ночью. Она прилетела на кладбище, принесла с собой ребёнка и хотела его съесть. Я вступил с ней в бой, сорвал с неё ожерелье и заставил бросить ребёнка. Развяжите моего ученика и отдайте мою добычу!"
А надо сказать, что позапрошлой ночью в городе действительно пропала годовалая девочка. И был по этому поводу большой переполох, и многие подозревали, что девочку украла ведьма. Поэтому после слов знаменитого йога в судебном собрании воцарилась изумлённая тишина – и лишь после долгой паузы судья наконец догадался спросить:
"А где ребёнок?"
"Я отдал девочку крестьянам, живущим возле кладбища, - ответил Чарака. - Сейчас она должна быть у них".
Тут же послали гонцов на кладбище и к родителям девочки; а пока они туда-сюда ходили, судья подошёл к Чараке и спросил у него осторожным шепотом:
"Шри Шри Чарака! Скажите, пожалуйста: есть ли, кроме этого ожерелья, ещё какие-то приметы, по которым можно распознать упомянутую вами ведьму?"
Йог ответил:
"Да, такие приметы могут быть. Во время боя я несколько раз ударил её трезубцем. Если она не призрак, то на её коже должны были остаться заметные царапины".
И тогда судья велел послать за Падмини и сообщить ей, что ожерелье нашлось – пусть-де зайдёт в суд, опознает его и заберёт. Падмини вскорости явилась – и все увидели на её руках, груди и пояснице явственные следы трезубца! И, как она ни оправдывалась, участь её была уже предрешена.
Нет, Викрам, её не сожгли – в Карнапуре сжигают только вдов и только по их собственной воле. Её не повесили, не обезглавили и даже не высекли – её просто выгнали из города. И родители от неё отказались, вот до какой степени все поверили, что она ведьма! И вправду, трудно было не поверить столь очевидным доказательствам.
И побрела Падмини куда глаза глядели. А вскоре после неё из города вышли знаменитый йог и его ученик. И направились в Варанаси – но дошли только до ближайшего леса. А там их встретила Падмини, разгневанная и прекрасная. Не говоря ни слова, подошла она к Гандипе, прокусила ему горло и в три глотка высосала всю кровь. И отшвырнула его тело на дорогу, и обратилась к остолбеневшему Дамодаре:
"Не бойся, пандит, я не буду тебя убивать, ты мне для другого нужен. Ты оказался умней, чем я думала: ты догадался, кто я на самом деле. Да, я скверная женщина: я колдую, навожу порчу, краду молоко у коров, соблазняю школяров и ем детей. Сам понимаешь, что при таких недостатках мне необходим очень строгий, порядочный и умный муж, который уравновесил бы мои дурные наклонности и, возможно, смог бы обуздать мою безудержную натуру. Любого другого я загрызу, как только он мне надоест – тебя же я буду любить и почитать до конца твоих дней. Правда, жить нам теперь придётся не в уютном особняке, а в лесной пещере, но в этом, если разобраться, есть и доля твоей вины. Но я на тебя не сержусь – и ты на меня сердись. Давай-ка полетим уже в нашу пещеру – вот увидишь, там не так уж плохо!"
И Падмини обхватила Дамодару за пояс, и улетела с ним в дальний лес, и с тех пор он навеки пропал для цивилизованного мира. И чем больше я размышляю об этой истории, Викрамушка, тем больше убеждаюсь в том, что молодой пандит пострадал исключительно из-за своих самых лучших качеств. Погляди-ка: сперва он самозабвенно помогал другу, потом целомудренно отказался от внебрачных утех, потом поставил на место зарвавшуюся развратницу – и каждый его благородный поступок был ступенью, ведущей в пещеру ведьмы-людоедки. Судьба покарала его за то, что он вёл себя слишком правильно – не так ли, Викрам Адитья? Или ты считаешь иначе? Говори же: если ты имеешь своё мнение и молчишь – твоя кровь закипит и испарится!"
И Викрам ответил Беталу:
-"Да, у меня есть своё мнение об этой истории. Я считаю, что в происшедшем отчасти виноваты родители Дамодары. Если бы они женили сына своевременно, ничего подобного с ним бы не произошло. Он просто не поехал бы с Гандипой в Карнапур – семейному человеку некогда было бы заниматься такими пустяками. С другой стороны, отчасти в нём виноват и сам Дамодара. Если он собирался посвятить себя духовным занятиям, ему следовало бы дать обет безбрачия – это защитило бы его от посягательств нечистой силы и, опять же, помогло бы ему не размениваться на пустяки.
Да, все поступки Дамодары были правильными – но его жизненное положение при этом было в корне неправильным. Жизнь благородного человека, Бетал, подразделяется на четыре ашрама: в начале пути он невинный ребёнок, затем отец семейства, затем лесной отшельник, и в конце пути – просветлённый скиталец, сбрасывающий оковы материального мира. В каком же из ашрамов находился Дамодара? Да ни в каком! Он застрял между детством и зрелостью и вовсе не задумывался о том, что в таком подвешенном положении нельзя находиться вечно. И в конце концов судьба всё-таки вытолкнула его в ашрам, соответствующий его возрасту. Возможно, всё случилось не так как, он хотел – но он оказался на том месте, где ему подобало быть".
-"Ай да Викрам! – воскликнул Бетал. – На этот раз ты убедителен, как никогда! Слушал бы тебя и слушал – но, к сожалению, за разговорами мы уже почти вышли из леса. А ты ведь заговорил, и я давно уже свободен. Ну, в общем, на этом месте я тебя покидаю – но я почему-то уверен, что мы увидимся снова. До скорого свиданья, царь царей индийских!"
И Бетал улетел на свой тамаринд и ловко повесился вниз головой. А Викрам огляделся и обнаружил, что дорога и в самом деле уже свернула к выходу из леса. Впереди между деревьями виден широкий просвет, в нём мерцают звёзды, и где-то уже совсем недалеко виднеется пульсирующее оранжевое пятно – наверно, это костёр Виджая? Что ж, решение задачи вроде бы найдено: надо идти быстрее, говорить медленнее и постараться, чтобы Бетал сказал как можно больше лишних слов.
Викрам рассмеялся и отправился к тамаринду. Отвязал Бетала, размотал его голову, вынул кляп изо рта, взвалил его на плечи и побежал к выходу из леса.
Бетал сразу же принялся уговаривать его идти помедленнее да поспокойнее – но Викрам не реагировал на уговоры. И тогда покойник хихикнул и сказал:
- Считаешь, что ты меня перехитрил, Викрамушка? Уверен, что донесёшь меня, олень быстроногий? Ладно же, беги-беги – а я всё равно успею рассказать тебе новую историю. Она будет очень короткая, но заставит тебя о многом задуматься. В общем, слушай:
Отправлено: 06.04.09 23:13. Заголовок: Эта сказка была силь..
Эта сказка была сильно откорректирована - вот новая версия:
- "В городе Варанаси самое главное – это святая река Ганга. На её берегу вечное движение: кто-то моется, кто-то молится, кто-то быков купает, кто-то покойников жжёт. И каждый вечер юные пандиты в белых одеждах выходят на гхаты, поклоняются реке и зажигают жертвенные огни. Уже много сотен лет они этот ритуал совершают – и будут совершать ещё много сотен лет, пока будет стоять город Варанаси….
- впрочем, я вижу, Викрам, что про Варанаси тебе не интересно, да? Тебе, наверно, гораздо интереснее другое: как же это Бетал ухитряется разговаривать, когда рот у него наглухо заткнут, да ещё и тюрбаном обмотан? А всё очень просто: для разговора я совсем не использую язык. Я же мёртвенький, язык у меня давно отсох - вот и приходится посылать слова тебе прямо в мозг, минуя уши. Кстати, я всё время с тобою только так и разговариваю, даже губами не шевелю. А ты и не замечаешь, потому что невнимательный ты к окружающим. Об одном только думаешь: как бы меня поскорее к Виджаю доставить. Да расслабься ты и не спеши, всё равно ведь не донесёшь. Послушай-ка лучше, что я тебе рассказываю. Там чем дальше, тем интереснее будет.
Значит, обитал когда-то в Варанаси молодой пандит по имени Дамодара. Жил он там не тужил, Веды наизусть учил, книжки мудрые читал, ритуалы совершал, в диспутах участвовал. Дожил он так до восемнадцати лет, но о женитьбе и не помышлял – всё бы ему учиться да медитировать.
Дружил Дамодара с Гандипой, царевичем из страны киратов, и дружба эта многих удивляла. Гандипа в университете три года проучился, да так ничему и не научился. Читал он по складам, считал на пальцах, и все науки ему были скучны и непонятны, а интересовали его только лошади, оружие, вино, опиум и женщины. Но для Дамодары он был как младший брат – пусть и неразумный, зато свой.
Однажды вечером вышел Дамодара на берег Ганги, прошёлся по гхатам и нашёл там своего лучшего друга. Сидел царевич на каменной ступеньке, вертя в руках цветок лотоса, и на лице у него было написано такое отчаяние, что даже нищие к нему не цеплялись и торговцы за пять шагов обходили. И догадался Дамодара, что друг его, должно быть, в очередной раз катастрофически влюбился.
Присел он рядышком с царевичем, помаленьку выспросил про его печаль. И рассказал Гандипа, что встретил на этом самом месте неотразимую красавицу, всю в золоте и цветах, окружённую разодетыми и благоухающими служанками. И был он ею насмерть поражён - она же мимо прошла и не оглянулась, только уронила на камни вот этот цветок лотоса. И вскоре скрылась из виду, и где теперь её искать?
Дамодара лотос взял и внимательно осмотрел. И заметил, что стебель цветка припахивает маслом для волос, как будто его за ухом носили; а кончик стебля сплющен, как будто его в зубах мусолили. Гандипа подтвердил: да, она за ухо заложить пыталась… а потом прикусила… а потом к груди прижала, и только после этого уронила.
Тут-то Дамодара и сказал Гандипе:
"Друг мой Гандипа! Ты хоть и зрячий, а как будто слепой. Неужели ты не заметил, что она тебе знаки подавала? "Ухо" на санскрите "карна", "укус" – "дантагхата", а лотос – "падма". Из чего я и заключаю, что красавица твоя в городе Карнапуре, отца её зовут Дантагхата, а саму её зовут Падмини. А то, что она цветок возле тебя уронила, означает, что ты ей приглянулся. Чтобы этот знак понять, даже санскрита знать не надо!"
Гандипа засомневался: "А не перемудрил ли ты, Дамодара? Виданное ли дело, чтобы девушки такие хитрые загадки загадывали, да ещё и на санскрите!" - Пандит его обсмеял: "Это для тебя они хитрые - а для грамотных людей это проще чем банан почистить. Мы такими шарадами ещё в младшей школе баловались. Впрочем, если тебе не верится – можно туда съездить и всё проверить. Карнапур ведь не так уж и далеко: вверх по течению десять дней, а если по суше, то и вовсе неделя пути".
Услышав об этом, Гандипа тут же устремился на базар, нанимать повозку до Карнапура. Дамодара пытался его отговорить, но в конце концов сам с ним поехал. Решил пандит проверить, насколько точно он все знаки разгадал – да и на красавицу поглядеть, если получится.
И прибыли они в Каранапур, и - представь себе, Викрам! – первый же встречный рассказал им, где живёт Дантагхата. А второй встречный рассказал им всё про Падмини. А третья встречная оказалась её бывшая нянька – старая, одинокая и очень бедная.
Поселились наши герои у старухи, подкормили её и приодели – а она им за это обещала всяческую помощь и поддержку. Гандипа сразу загорелся: беги, мол, бабушка, к моей любимой и сообщи ей, что я уже здесь! Но Дамодара его пыл остудил: "Друг мой Гандипа, не надо так сразу и напрямик. Красивая девушка требует красивого подхода. Пошли-ка ты ей лучше блестящую лаковую шкатулку, а внутрь положи статуэтку Арджуны, завёрнутую в листья бетеля. А для большей ясности возьми капельку кармина и покрась Арджуне лук. Таким образом Падмини и имя твоё узнает, и чувства твои поймёт".
Гандипа усомнился: "Как же она всё это поймёт, если даже я тут ничего не понимаю?" – Дамодара в ответ рассмеялся: "Да что же тут непонятного? "Блестящий" на санскрите "кашИ" – а это настоящее имя города Варанаси, известное всем образованным людям. Лук Арджуны назывался Гандива – тебе, Гандипа, это слово ничего не напоминает? А бетель и кармин – символы любовной страсти, об этом даже крестьяне знают".
Собрал Гандипа такую посылку и вручил её кормилице. Сходила она к Падмини и вернулась расстроенная: очень уж неприветливо девица её приняла. Разговаривала с ней холодно и надменно, а когда шкатулку открыла и статуэтку рассмотрела – возмутилась, раскричалась и отвесила старухе две пощёчины. Руки её были в камфарной пасте, и на старухиных щеках чётко отпечатались десять белых пальцев. Хотела кормилица стереть эти метки, но Падмини не позволила. Сказала: пускай Гандипа из Варанаси на них посмотрит и сделает выводы.
Гандипа опечалился: значит, от ворот поворот? Но Дамодара ему сказал: "Друг мой Гандипа, ты опять ничего не понял. Десять белых пальцев – это десятый день светлой половины месяца. Знаки эти оставлены на щеках няньки – значит, в указанный день нянька должна снова явиться к Падмини и получить от неё новое послание для тебя".
И остались друзья в Карнапуре дожидаться десятого дня. А как дождались, так Гандипа снова чуть в отчаянье не впал. Падмини-то со старухой на этот раз даже говорить не захотела! Приказала служанкам: "Выведите её отсюда! да не через парадный вход, а через задний двор, в ту калитку, что в саду за беседкой". И никакого послания Гандипе не передала, и его имя даже вскользь не упомянула.
Дамодара как про это услышал, от души Гандипу поздравил: "Сбылась твоя мечта, царевич! Мойся-умащайся, приводи себя в порядок, а после заката ступай в сад – Падмини тебя в беседке ждать будет. Знак на этот раз яснее ясного, никак иначе толковать его нельзя".
Так оно и вышло. Пробрался Гандипа в сад, и встретился с беседке со своей возлюбленной, и получил от неё гораздо больше, чем ожидал. От такого горячего приёма ему и вовсе голову снесло: стал он Падмини замуж звать, да так настойчиво! так проникновенно! Она же ему в ответ печально улыбнулась и сказала: "Куда мне замуж? Я с восьми лет замужем, на будущий год к мужу перееду. Хороший ты парень, Гандипа, но невнимательный – мог бы и заметить, что и одеваюсь я по-замужнему, и украшения замужние ношу. Или ты меня у мужа похитить хочешь?"
Гандипа сказал: "Да легко! Давай я увезу тебя в страну киратов - там никто и не узнает, что ты замужем. Такой брак, между прочим, считается ведическим, он называется… ну, в общем, нам учитель рассказывал, как-то он там называется…"
Падмини с подозрением на него посмотрела и по щеке тремя пальцами провела. И сказала: "Ладно, я подумаю. До свиданья, заходи, буду рада тебя видеть". – А Гандипа её тут же переспросил: "Можно тогда я завтра зайду?"
Падмини удивилась: "Да что с тобой, Гандипа-джи? Три пальца ведь было, не один – неужели не заметил". Гандипа признался: "Заметил… но не понял…"
"Ты не понимаешь таких простых намёков? – не поверила Падмини. - Но как же ты тогда мои послания разгадал?"
И тут Гандипа рассказал ей про пандита Дамодару. Падмини нахмурилась, задумалась и наконец промолвила: "Ну что же, передай Дамодаре мой низкий поклон и вручи ему этот стих".
И взяла пальмовый лист, и написала на нём:
"Мудрость есть главное украшение мужчины. Всякий день благоприятен для встречи с мудрецом".
Гандипа стих кое-как прочёл, но опять ничего не понял. А Дамодара, как обычно, обо всём по первой строчке догадался – но ничуть не обрадовался. И сказал Гандипе: "Лучше бы нам уехать отсюда поскорее. Дурное это дело и опасное, крутить шашни с чужой женой, да ещё и с такой развратной". Гандипа подумал и согласился, но всё же решил на три дня задержаться и красавицу ещё разок навестить. Ну, чтобы попрощаться как следует – нехорошо ведь уезжать, не простившись.
Дамодара ему сказал: "Если ты остаёшься – значит, и я остаюсь. Вместе мы приехали, вместе и уедем". И взял пальмовый листок, и написал для Падмини вот такой стишок:
"Чистота есть главное украшение женщины. Всякий день неблагоприятен для утратившей чистоту".
Падмини эти строки прочла - и прослезилась. И весь вечер была задумчива и рассеяна, а когда пришло время расставаться - сходила в дом и вынесла горшочек со сладким рисовым пудингом. И сказала Гандипе: "Передай это своему другу, в знак моей благодарности за проникновенные стихи". И провела по щеке одним пальцем – и Гандипа тут же решил не говорить, что прощается с ней навсегда. И сказал: "До завтра, любовь моя!"
И принёс пандиту угощение – но Дамодара его даже нюхать не стал, сразу собаке бросил. Она его сожрала и околела. И тут уже даже Гандипа всё понял - и дико разозлился на беспутную девку, которая чуть не отравила его лучшего друга! И воскликнул: "Завтра я её убью!" – и действительно был готов её убить! Но Дамодара его отговорил: "Не делай этого, Гандипа, не губи свою карму. Мы эту хитрую бестию по-другому накажем. Давай-ка я для неё угощение приготовлю – и посмотрим потом, кто из нас хитрее".
На другой день, когда Гандипа к Падмини собрался, вручил ему Дамодара кувшин вина, сдобренного опием, и небольшой трезубец. И велел напоить девицу вином, а когда она уснёт – украсть её самое дорогое ожерелье и поцарапать её трезубцем в нескольких открытых местах.
Гандипа всё это очень удачно проделал: и напоил, и обокрал, и оцарапал - и вернулся к Дамодаре, крайне довольный своей ловкостью. И думал уже, что можно отчаливать обратно в Варанаси - но Дамодара сказал: "Нет, месть моя ещё не завершена. Завтра переоденься странствующим аскетом, отнеси это ожерелье на рынок и предложи его самому богатому ювелиру. Если он его купит – бери деньги и уходи; а если будут у тебя неприятности – кричи, что эту вещь тебе дал твой учитель, знаменитый йог Чарака, который живёт на кладбище. И ничего не бойся – всё, что нужно, я уже устроил".
И вот, отнёс Гандипа ожерелье на рынок – и тут же начались у него неприятности. Ювелир мгновенно распознал, что эта драгоценность из дома Дантагхаты – и кликнул стражу, и Гандипу связали и повели к городскому судье. А судья ни про какого йога и слушать не захотел. Велел он всыпать вору плетей и с позором выгнать его из города. И приговор был бы исполнен незамедлительно –
но тут в судебный двор явился сам йог Чарака. Выглядел он сурово и внушительно, почти как Шива в жутком образе Бхайравы. Постучал он по полу трезубцем и возгласил грозным басом:
"Гандипа! Чего хотят от тебя эти люди?"
И только по голосу царевич распознал в знаменитом йоге своего друга Дамодару. Бросился он к его ногам и принялся объяснять суть дела. Йог его молча выслушал и объявил судье и всем присутствующим:
"Да, ожерелье - это мой трофей! Сегодня ночью я отобрал его у ведьмы. Развяжите моего ученика и отдайте мою добычу!"
Тут судья принялся расспрашивать его про обстоятельства этого дела. И йог рассказал такую историю:
"В эту ночь я сидел на кладбище и созерцал свою смерть. Тело моё было подобно сгоревшей ветке, но духу всё никак не удавалось уподобиться остывшему пеплу. Я прервал медитацию, огляделся вокруг и увидел, что на кладбище горит костёр, а возле него сидит женщина с годовалым младенцем. Он громко плакал – вот отчего я не мог сосредоточиться.
Я подошёл поближе и увидел, что у ребёнка связаны ноги, а в руках у женщины большой нож. Мне стало ясно, что это ведьма – одна из тех, которые крадут и пожирают детей. Я велел ей оставить ребёнка и убираться с кладбища – она же отложила его в сторону, встала и пошла на меня с ножом. Я ударил её трезубцем – она увернулась, лишь слегка оцарапавшись, и бросилась на меня с другой стороны. Но я был проворнее – она снова напоролась на мой трезубец. Тут уж я атаковал её, сорвал с неё ожерелье и отогнал от ребёнка – и она убежала, осыпая меня проклятиями. Так мне досталась эта вещь, которую я хочу продать; ребёнка же я отдал крестьянам, живущим возле кладбища".
А надо сказать, что накануне в городе действительно пропала годовалая девочка. И был по этому поводу большой переполох, и многие подозревали, что ребёнка украла ведьма. Когда йог сообщил, что девочка жива, гонцы побежали на кладбище и вскорости её доставили. Радости её родителей не было предела! А судья спросил у знаменитого йога:
"Шри Шри Чарака! Скажите, пожалуйста: а есть ли, кроме этого ожерелья, ещё какие-то приметы, по которым можно распознать упомянутую ведьму?"
Йог ответил коротко и просто:
"Её можно опознать по следам от моего трезубца".
И тогда судья послал гонцов к Падмини и велел сообщить ей, что похищенное ожерелье нашлось – пусть-де зайдёт в суд, опознает его и заберёт. Падмини вскорости явилась – и все увидели на её руках, груди и пояснице явственные следы трезубца! И йог, едва её завидев, воскликнул: "Да, это она!" И, как красавица ни оправдывалась, участь её была предрешена.
Нет, Викрам, её не сожгли – в Карнапуре сжигают только вдов и только по их собственному желанию. Её не повесили, не обезглавили и даже не высекли – её просто посадили на плот, отбуксировали на середину Ганги и пустили вниз по течению. И не дали ей ни весла, ни шеста, чтобы она не мешала реке решать свою судьбу. И даже её родители от неё отказались, вот до какой степени все поверили, что она ведьма! И правда, трудно было не поверить столь очевидным доказательствам.
А на другое утро весь город высыпал на берег Ганги – провожать могучего йога Чараку и его ученика. Горожане подарили им лодку, а отец похищенной девочки вызвался проводить их хоть до самого моря. Но друзья отказались от его компании, поскольку Чараке не хотелось всю дорогу париться в парике и накладной бороде. Едва отплыв от города, они причалили к уютной рощице, помылись, переоделись –
и вдруг заметили Падмини. Шла она к ним с другого берега реки прямо по воде, лицо её пылало гневом и было прекрасно как никогда. Гандипа шагнул ей навстречу – она схватила его за волосы, и прокусила ему горло, и в три глотка высосала всю его кровь. И отшвырнула его тело на середину реки, и обратилась к остолбеневшему Дамодаре:
"Не бойся, пандит, я не буду тебя убивать, ты мне для другого нужен. Ты оказался умней, чем я думала: ты догадался, кто я на самом деле. Да, я скверная женщина: я колдую, навожу порчу, краду молоко у коров, соблазняю школяров и ем детей. Сам понимаешь, что при таких недостатках мне необходим очень строгий, порядочный и умный муж, который уравновесил бы мои дурные наклонности и, возможно, смог бы обуздать мою безудержную натуру. Любого другого я загрызу, как только он мне надоест – тебя же я буду любить и почитать до конца твоих дней. Правда, жить нам теперь придётся не в уютном особняке, а в лесной пещере, однако в этом, если разобраться, есть и доля твоей вины. Но я на тебя не сержусь – и ты на меня не сердись. Давай-ка полетим в нашу пещеру – вот увидишь, там не так уж плохо!"
И Падмини обняла Дамодару за талию и улетела с ним в Гималаи - и с тех пор он навеки пропал для цивилизованного мира. И чем больше я размышляю об этой истории, Викрамушка, тем больше убеждаюсь в том, что молодой пандит пострадал исключительно из-за своих самых лучших качеств: дружеской верности, чистоплотности и принципиальности. Судьба покарала его за то, что он вёл себя слишком правильно – не так ли, Викрам Адитья? Или ты считаешь иначе? Говори же: если ты имеешь своё мнение и молчишь – твоя кровь закипит и испарится!"
И Викрам ответил Беталу:
-"Да, у меня есть своё мнение. Я считаю, что в происшедшем больше всех виноваты родители Дамодары. Если бы они женили сына своевременно, ничего подобного с ним бы не произошло. Он просто не поехал бы с Гандипой в Карнапур – семейному человеку некогда было бы заниматься такими пустяками. А "лучшие качества" тут ни при чём: Гандипа ведь таковых не имел, но пострадал гораздо тяжелее – не так ли, Бетал?"
- "Так-то оно так, - возразил Бетал, - но ты забываешь про Падмини. Её выдали замуж в восемь лет – и что же? Пошло ей это на пользу? Нет, Викрам, брак не панацея: если человек захочет найти себе неприятности, он найдёт их вне зависимости от семейного положения. Взгляни-ка на себя: у тебя же наверняка несколько жён и куча детей – а ты тут с покойником по лесу бегаешь…"
- "Ну, и какие у меня от этого неприятности? – усмехнулся Викрам. – Я здоров, я не устал, я даже не вспотел. Я гуляю по лесу, ты рассказываешь мне интересные истории, воздух свеж, погода хороша – чего мне ещё желать? А потом я донесу тебя до Виджая, и он вручит мне то, что обещал, и – уверяю тебя! – все мои жёны и дети от этого только выиграют. Правда, Бетал?".
-"Ай да Викрам! – воскликнул Бетал. – Ай да оптимист! С тобой чертовски приятно говорить – но, похоже, мы с тобой заговорились. Лес-то уже вот-вот закончится, а там за ручьём кончается и моя территория. Полечу-ка я домой и отдохну немножко – а потом ты опять за мной зайдёшь и мы ещё погуляем."
И улетел на свой тамаринд и ловко повесился вниз головой. А Викрам тихонько выругался ему вслед: он ведь давно заметил, что дорога свернула к выходу из леса. И он надеялся, что вот-вот успеет – но Бетал всё-таки сорвался с крючка!
Ладно, пусть себе летит – главное, что Викрам обнаружил наконец слабое место Бетала. Покойник любит поговорить! Ну что же, тогда всё просто. Надо ускорять шаг, когда он говорит увлечённо, и притормаживать, когда его речь замедляется. А на загадку его надо отвечать как можно длиннее – он ведь не улетит, пока не дослушает ответ!
И Викрам вернулся к тамаринду, бодрый и уверенный в себе. Покойник приветствовал его радостным возгласом. Викрам отвязал его, взвалил на плечи и отправился в путь. А Бетал тут же принялся рассказывать ему свою шестую историю.
Отправлено: 08.04.09 21:05. Заголовок: 06. ШЕСТОЙ РАССКАЗ ..
06. ШЕСТОЙ РАССКАЗ БЕТАЛА
- "На горе Меру растёт дерево кальпаврикша – широкое, многоствольное, очень похожее на баньян. Это дерево исполняет любые желания, даже самые идиотские. Надо только встать в его тени, загадать желание и пропеть Гаятри-мантру. Если мантра звучит красиво и правильно, то после "Ом бхур бхувАх свахА" на ветке появляется цветок, после "Тат СавитУр варЕньям" из него получается завязь, после "БхАрго девАсья дхимахИ" созревает плод, а после "ДхИйо йо нах прачодаЯт" он падает к ногам, его и срывать не надо. А дальше всё просто: отнеси этот плод домой, положи в горшок, полей водичкой – и из него вырастет та вещь, которую ты пожелал.
Когда-то и у людей было целых пять таких деревьев: четыре по краям земного диска и одно почти посерёдке, у истоков Годавари. Стояли они за железными стенами в укреплённых городах, где правили цари-священники, называемые бхагаванами. Многие простые люди путали их с богами и поклонялись им как богам – но бхагаваны не гордились, не заносились и даже не радовались таким почестям. Каждый день была у них одна и та же забота: принимать нуждающихся и пересказывать их просьбы волшебному дереву. И была у них другая забота: подрезать кальпаврикше ветки и верхушку и обрывать её воздушные корни, чтобы она не разрасталась сверх меры. И не считали они себя ни богами, ни правителями, но только слугами божественного растения.
И так служили они кальпаврикшам полтора миллиона лет, начиная с Золотого века. В ту блаженную эпоху служилось им лёгко: люди были могущественны как боги и не страдали лишними желаниями. Раз в сотню лет приходил к кальпаврикше какой-нибудь посетитель, чаще из любопытства, чем по необходимости. Но постепенно Золотой век сменился Серебряным, а за ним и Медный подоспел. Могущества у людей поубавилось, а желаний поприбавилось - и к волшебным деревьям стекались уже сотни, а то и тысячи просителей в день.
Чтобы справится с растущими ордами, в верховьях Годавари придумали простой и эффективный способ распределения благ. Раз в неделю тамошний бхагаван вместе со своими брахманами просил у дерева много еды, одежды и всяких полезных простых вещей. Звучала Гаятри, падали плоды. Кшатрии вывозили их на площадь и раздавали по одному в одни руки. Такой порядок завёлся у них ещё в Серебряном веке, и бхагаваны поддерживали его восемьсот тысяч лет или даже больше. Однако соседи их примеру не последовали.
Бхагаваны северной кальпаврикши говорили: "На Годавари всё вверх ногами: благородные трудятся, народ бездельничает". А сами они в своё время приняли закон, что под дерево разрешается входить только брахманам и кшатриям, а всем остальным нельзя даже на тень наступать. И этот закон строго соблюдался восемьсот тысяч лет: все брахманы и кшатрии охотно его поддерживали. Простецы чувствовали себя обиженными – но их иногда подкармливали, а чаще поколачивали и отгоняли подальше от дерева. И они в конце концов находили себе пропитание и сами как-то устраивались.
Бхагаваны восточной кальпаврикши назвали Север и Годавари "странами дураков". У них-то против дураков был принят грамотный закон: все прошения к дереву желаний подавать только в письменном виде. А потом ещё возле дерева сидел брахман, читал твоё прошение и задавал тебе три вопроса. Хоть на один ответишь неправильно – и к дереву не подпустят. Зато внутри уже можно было хоть целый день Гаятри распевать, и даже тачку давали. И эта система тоже просуществовала восемьсот тысяч лет – оттого-то Восток до сих пор такой грамотный! Правда, раз в пятьсот лет восточные грамотеи устраивали мощный бунт и свергали бхагавана – но потом всё равно восстанавливали прежний порядок, потому что не могли придумать ничего более разумного.
Бхагаваны южной кальпаврикши подсмеивались над всеми своими соседями. У них всё было традиционно и просто: никаких законов, кроме уважения к старшим. Пропуском к дереву желаний на юге служила седая борода. Стражники все бороды внимательно осматривали, и если находили хоть один чёрный волос, то вежливо просили прийти попозже. А проходимцев с крашеными бородами вычисляли без труда и изгоняли навечно: глаз у стражников был намётанный. И этот порядок тоже существовал восемьсот тысяч лет, и недовольны им были только молодые, да и то не все. Каждый ведь надеялся до седых волос дожить.
А бхагаван западной кальпаврикши посчитал все эти ухищрения излишними. Он сказал: "Да исполнятся желания каждого, кто умеет правильно и красиво петь Гаятри-мантру! Воистину, среди тех, кто хорошо поёт Гаятри, нет и не может быть недостойных людей!" И велел снести ограду, построенную вокруг дерева желаний, и больше не обрезать его ветки. И за восемьсот тысяч лет дерево разрослось настолько, что покрыло своей кроной всю западную четверть земного диска. И стало под ним тесно, потому что сбежались под его сень многочисленные северные простецы, молодые парни с юга, малограмотные дядьки с востока и даже некоторые граждане с верховьев Годавари, которым надоели слишком простые вещи. И прописались там надолго или навсегда, и научились безупречно петь Гаятри – а у слона Анджаны, поддерживавшего западную сторону земного диска, помаленьку начали подгибаться коленки. Непомерно тяжелой стала эта сторона, и вся Земля пошла перекашиваться на запад, грозя перевернуться вверх тормашками.
Все остальные бхагаваны встревожились и потребовали от западного, чтобы он срочно обрезал ветки своей кальпаврикши, восстановил ограду и выгнал из страны всех лишних граждан. Но западный бхагаван ответил им: "Разломайте лучше ваши ограды и перестаньте обрезать кальпаврикши. Тогда и у вас будет как у меня, и равновесие восстановится".
Бхагаваны не последовали его совету, а наоборот. Они объединили свои армии и отправили их в западные земли. И истребили там всех, кто попался под руку, и западного бхагавана тоже истребили. А у его кальпаврикши попытались удалить лишние стволы и укоротить ветки – но где-то что-то не рассчитали, и дерево рухнуло. И весь этот раздрай случился только из-за того что западный бхагаван слишком сильно желал добра своим подданным – не так ли, Викрам? Или ты считаешь, что причина катастрофы в чём-то другом? Говори же, не подвергай себя опасности! Если ты имеешь своё мнение и молчишь, твои кости рассыплются на мелкие кусочки!"
Викрам ускорил шаг и ответил Беталу:
- "Катастрофа случилась потому что она не могла не случиться. Вспомни, Бетал: ты же сам говорил, что в Золотой век деревом желаний интересовались лишь немногие. Но затем, по мере общей порчи мира, люди перестали видеть разницу между исполнением желаний и счастьем. Оттого-то и случилась впоследствии битва на Курукшетре, а вслед за ней ещё великое множество несчастий и катастроф. Испортились не только простые люди – испортились и дваждырождённые, и даже сами бхагаваны.
Хранители западной кальпаврикши впали в детство: одному из них пригрезилось, будто правильное произношение есть признак добродетели - а остальные повторяли эту глупость из поколение в поколение восемьсот тысяч лет подряд! Не удивительно, что они первыми лишились кальпаврикши: её отняли у них как игрушку у ребёнка.
Немногим лучше оказались и восточные бхагаваны: они вообразили, что добродетель проявляется в грамотности и умении отвечать на вопросы! Восемьсот тысяч лет они играли в школу – и я уверен, что соседи в конце концов отшлёпали их как школьников и отобрали деревце."
- "Они сами себя отшлёпали, - возразил Бетал, - и сами дерево загубили. Вернувшись домой, тамошняя армия тут же начала готовиться к круговой обороне. Кальпаврикша сутками напролёт рожала им доспехи, коней и оружие – но им всё было мало и мало. И они додумались построить под деревом что-то вроде лесов, расположить на них тысячу проверенных людей, и чтобы вся эта толпа дружно загадала оружие и хором пропела Гаятри. Представление состоялось, певцы попали в унисон, на дереве разом выросла тысяча плодов, и ветки обвалились под их тяжестью. После этой травмы кальпаврикша уже не отзывалась ни на какие Гаятри, как бы красиво и правильно они не звучали. Зато оружия у них получилось огромная гора".
- "И что они сделали с этим оружием?" – спросил Викрам, осторожно наращивая скорость.
- "Поубивали друг друга, - ответил Бетал. – Ну, не так чтобы совсем пустыня осталась, но тысячу лет потом в себя приходили. У них же были стрелы с калакутой, ещё с Трета-юги лежали – ну, и какой-то герой пустил их в ход. Представляешь, Викрам, что такое калакута?"
- "Только очень приблизительно. ", - ответил Викрам, вглядываясь в даль. Деревья вроде бы уже поредели, сквозь толщу веток просвечивало пульсирующее оранжевое пятнышко – наверно, костёр Виджая. А покойник-то явно увлёкся беседой – значит, надо говорить с ним ещё и ещё…
- "Ну, и я толком не знаю, - сказал Бетал. – Говорят, что это чёрный огонь, сжигающий всё и не гасимый ничем. Но что это мы всё с тобой болтаем и болтаем? Ты ведь заговорил – а значит…"
- "Ничего это не значит! – уверенно возразил Викрам. – Ты ещё не рассказал мне, как погибли остальные кальпаврикши".
- "Они не все погибли, - уточнил Бетал. – Одна до сих пор стоит где-то в южных лесах, её все забросили и забыли. Но если пропеть под ней Гаятри - она заработает, можно быть уверенным".
- "Слишком похоже на сказку, - улыбнулся Викрам. – Трудно поверить, чтобы люди вот так вот запросто ушли от дерева желаний".
- "Южане ушли не просто, - сказал Бетал. – Южане ушли красиво. У них под кальпаврикшей образовалось изрядное стойбище седобородых, которые ничего уже не желали, а просто заседали в тени и размышляли на духовные темы. Один из них вообразил себе мир без себя, и стало ему так хорошо и торжественно, что он самопроизвольно запел Гаятри. И тут перед ним свалился плод, о смысле которого он догадался сразу. И дед сказал другим дедам: "Братья! Без нас тут будет лучше!" – и съел этот плод, и навеки выпал из круговорота рождений и смертей. Пример его оказался заразительным: сперва увлеклись другие деды, за ними стражники и придворные, затем поветрие распространилось на молодёжь, и даже сам бхагаван в конце концов не преминул воспользоваться этой лазейкой. За каких-то несколько лет в плену иллюзии бытия остались только те, кто не умел как надо петь Гаятри. Они покинули опустевший город и перебрались на побережье; а под деревом с тех пор заседают только макаки".
- "А что стало с северной кальпаврикшей?" – спросил Викрам. Лес уже стал совсем прозрачным, но просвет всё никак не появлялся. Надо бы подбежать – но вдруг покойник заметит?
- "Викрам, не разгоняйся! – сказал Бетал. – Эдак я тебе не успею про северные дела рассказать. А у них там случился целый военный эпос. Когда рухнула западная кальпаврикша, северяне принялись обвинять годаварских бойцов: дескать, это из-за вашей неосторожности она погибла. Годаварские, в свою очередь, обвинили северян, а те полезли на них войной, вышибли с Запада и гнали через весь мир аж до истоков Годавари. А по эти местам тогда бродил Парашурама – Брахман-с-топором, он же Истребитель Кшатриев. Заметив армию северян, Парашурама истребил её в считанные минуты. В ответ северяне послали на Годавари ешё две армии, но Парашурама их тоже уничтожил. В итоге Север остался почти без кшатриев, и тамошнюю чернь никто уже не держал в узде. Простецы взбунтовались, поубивали брахманов и проникли к кальпаврикше. Но дерево не стало исполнять их желания, потому что никто из них не умел красиво и правильно произносить Гаятри – да что там! никто из них вообще не знал, что надо петь и что дальше делать.
Немного пошарив по близлежащим кустам, они нашли недобитого брахмана, приставили ему нож к горлу и велели: "Заставь это дерево работать!" – Брахман как бы согласился, но вместо Гаятри исполнил такие суровые заклинания, от которых все простецы покрылись волдырями, а огромная кальпаврикша за пятнадцать минут засохла вся, от корня до верхушки. Брахмана они потом изрезали в лоскуты, но дерево было уже не оживить. Вот так погибла северная кальпаврикша; а государственность на севере восстановилась только поколений через пять после этого".
- "А что случилось в верховьях Годавари? – спросил Викрам, с надеждой вглядываясь в полоску горизонта, уже заметную за деревьями. – Куда делась тамошняя кальпаврикша?"
- "А вот об этом, Викрамушка, я расскажу тебе в следующий раз, - ответил Бетал. – Мы сейчас находимся в опасной близости от края леса, а ты и не думаешь сбавлять скорость. В общем, я сейчас слетаю домой, а ты потом за мной зайдёшь и я тебе всё расскажу. До скорого, Викрам Адитья!"
И улетел на свой тамаринд, и ловко повесился вниз головой. Викрам вернулся, отвязал его и снова понёс через лес.
По дороге Бетал спросил:
- "Ну что, Викрам? Ты всё ещё хочешь знать, что случилось с пятой кальпаврикшей?"
- "Нет, - честно ответил Викрам. – Все эти дела давно минувших дней меня совсем не интересуют. Я и расспрашивал-то про них только для того, чтобы время протянуть и твоё внимание отвлечь".
- "Вот как? – удивился Бетал. – А я, ты знаешь, почти поверил, что тебе это интересно. Ладно, не буду рассказывать тебе про пятое дерево… но о чём же тебе рассказать? Что тебя вообще интересует, кроме твоего Виджая?"
- "Расскажи о себе, - предложил Викрам. – Поведай мне, откуда ты такой взялся, почему висишь на тамаринде и что вы не поделили с Виджаем".
Бетал удивился:
- "Ты действительно хочешь об этом узнать, - переспросил он, - или опять надеешься отвлечь моё внимание? Впрочем, какая разница. Ты сам об этом спросил – значит, слушай:"
Индийский покойник: Бетал начинает давать показания
СЕДЬМОЙ РАССКАЗ БЕТАЛА (половина)
- "Родился я в городе Пури, в простой брахманской семье, но при чудесных обстоятельствах. Отец мой умер в девять лет. Мать моя в восемь лет овдовела, но решила хранить верность покойному мужу до конца своих дней. Когда она вошла в детородный возраст, отец спустился к ней с небес и провёл с ней ночь. И она забеременела и меня родила, вот такое было чудо. Его даже в храмовую летопись занесли, а меня иногда показывали паломникам, как живой пример. Звали меня тогда Девадатта – то бишь, "дарованный богами".
Дедушка мне каждый день про Картиккею рассказывал - какой он был честный, умный, благочестивый и со всех сторон совершенный. Я очень старался быть на него похожим, и у меня это почти всегда получалось! И юность моя была образцово брахманской: я женился, выучился, служил в храме Джаганнатхи, произвёл на свет двоих сыновей. И ни разу я свой город не покидал, и даже от храма далеко не отходил. Храм-то у нас как целый город, библиотека в нём на много тысяч корзин, и еды в нём каждый день готовят на много тысяч человек, и посещают его существа изо всех четырнадцати миров – не только люди, но и духи, и демоны, и даже боги! Дедушка говорил, что все тайны Вселенной можно узнать не выходя из храма – надо лишь внимательно смотреть и слушать.
С детства я коллекционировал истории – в основном, из тех, что паломники рассказывали. Записывал их на пальмовых листочках, складывал в коробочки – со временем их накопилось примерно полкорзины. Слушать их любили все мои домашние, особенно дедушка. Он, по старости, ходил уже с трудом, к Джаганнатхе выбирался редко – но ум его был ясен до самой смерти. К каждой моей истории он с лёгкостью подбирал стихи из священных писаний, которые как будто про неё были писаны и всё в ней расставляли по местам. И всякий раз выходило примерно одно и то же: жить надо правильно, и тогда всё будет правильно; а если сделал что-то неправильно – исправь ошибку и живи правильно. И тогда всё будет хорошо, а в будущей жизни станет ещё лучше.
Я преклонялся перед дедушкиной мудростью и старался всегда поступать правильно. В двадцать два года я, как примерный сын, отправился в Гайю, чтобы совершить там Пинда Даан для моего покойного отца. Отец мой в этом обряде не то что бы слишком нуждался: сразу после смерти его взяли на небеса Брахмы. Жил он там очень хорошо, но я хотел, чтобы ему стало ещё лучше. Я надеялся, что моя молитва поможет ему обрести мокшу - ну, то есть, слиться с Изначальным Брахманом и уже не рождаться впредь ни в одном из материальных миров.
И вот я, значит, прибыл в Гайю, нашёл уединённое место над рекой Фальгу и приступил к совершению обряда. И – представь себе, Викрам! – почти сразу же увидел отца. Он спустился с небес и пришёл ко мне прямо по воде – безупречный юный брахман, окружённый неземным сиянием, распространяющий вокруг себя приятную прохладу и аромат жасмина. Я поклонился и протянул ему горшочек с жертвенным рисом – но тут мою спину обожгло печным жаром, с берега потянуло падалью, и тяжелая рука легла мне на плечо, и хриплый голос воскликнул: "Эй, пандит-джи! Прекращай воровать мой рис! Девадатта мой сын, и он должен приносить жертвы только моему роду!"
"Ступай обратно в ад, Бхимасена, - возразил ему юный брахман. – Ману сказал: "Чьим бы ни было семя, посеянное на поле, плод его принадлежит хозяину поля". Девадатта сын моей жены, он родился в моём доме – значит, он должен приносить жертвы моему роду".
"Ступай обратно в рай, Картиккея! – насмешливо бросил Бхимасена. – Пока ты распевал киртаны с небожителями, твоя вдова стала моей женой. Я прихожу в её сны и мы отлично проводим наши ночи – а тебя она лишь поминает по привычке в своих молитвах. Я подарил ей сына – а что сделал для неё ты?"
"Тебя повесили в Куттаке, - напомнил брахман, - когда Девадатта ещё не родился. Ты уверен, что это было твоё семя? Посмотри на этого юношу – он изящен, благочестив, смиренен и любезен господу. Ты уверен, что это твой сын? Да ты просто спятил, нелепый разбойник! Убирайся, не порть себе карму".
"Карма у меня и без того хуже некуда, - сказал разбойник, - а на сына я всё-таки посмотрю".
И на воду вышел отвратительный призрак – грязно-коричневый, сочащийся гноем, с выклеванными глазами и сломанной шеей. Он уставился на меня пустыми глазницами, ткнул в меня пальцем и захохотал:
"Один в один как я! А ну-ка, сынок, угости меня кашкой!"
Я окаменел, прижав к себе горшочек с рисом. А разбойник принялся меня уговаривать:
"Угости, сынок, угости – ему-то, небось, каждый день насыпаешь? Так от него не убудет: он и без того уже в раю. А я, как видишь, голодный дух, от меня в мире одни неприятности. Кошмары, безумие, выкидыши, чума, холера – всё это мои дела, я не скрываю. Но ты ведь запросто можешь избавить мир от этого зла! Просто покорми своего отца – и я обновлюсь, очищусь, вознесусь на небеса и перестану пакостить. Если я тебе не по нраву, то подумай о том, скольких ты людей этим спасёшь. А пандита потом покормишь, он и подождать может".
Я заколебался. Мне показалось, что гнусный призрак в чём-то прав: он действительно нуждается в моей жертве гораздо больше, чем сияющий полубог из рая Брахмы. Но моё брахманское образование тут же подсказало мне нужную мантру, и я прочёл её двенадцать раз и очистил разум от искушения. И отвернулся от Бхимасены, как будто его и вовсе не было, и вручил горшочек брахману Картиккее.
Брахман улыбнулся и произнёс пять коротких слов, от которых разбойника будто ветром сдуло. И благословил меня, и ушёл в сияние, разлившееся над рекой. Я понял, что он обрёл мокшу - и уехал из Гайи с чувством выполненного долга. Я должен был бы радоваться и ликовать – но явление Бхимасены испортило мне весь праздник. Всю дорогу я думал: а не вернуться ли в Гайю? не совершить ли Пинда Даан для этого бесприютного духа? Но всё же не вернулся – решил сперва спросить совета у дедушки.
Однако дедушка так и не смог мне ничего посоветовать. Едва услышав про разбойника, он помрачнел, напрягся, затеребил свой брахманский шнур, а потом вдруг схватился за сердце и завалился набок. И умер в тот же вечер, не приходя в сознание.
Тут-то я наконец и догадался, что Бхимасена пришёл ко мне неспроста. И принялся расспрашивать мать. Она долго отмалчивалась и уводила в строну, но наконец расплакалась и призналась: "Да, этот разбойник был моим единственным мужчиной. Он изнасиловал меня, когда мне было шестнадцать лет. От него я забеременела и родила тебя. Старик велел про разбойника никому не рассказывать, и всем наврал, что ты сын Картиккеи. Если бы он сказал правду, тебя не допустили бы читать Веды и служить в храме".
В общем, пришлось мне снова срочно ехать в Гайю. Брахман, который солгал по вопросам родства, низвергается в ад вниз головой в кромешной тьме – ясное дело, я не хотел для дедушки такой судьбы. Сломя голову примчался я на берег Фальгу – а дедушка мой, как ни в чём не бывало, спустился ко мне с небес Индры. И сказал мне: "Я не солгал ни слова. По закону ты сын Картиккеи, и по воспитанию тоже. Но я никому не говорил, что моя невестка забеременела от Картиккеи. Люди сами это чудо придумали, и все ему радовались. К чему мне было их разубеждать?"
И дедушка принял мою жертву, и благословил меня, и тоже ушёл в Ясный Свет. А на другой день я всё-таки совершил Пинда Даан для Бхимасены. Я надеялся отправить страдальца подальше отсюда, в какой-нибудь из лучших миров – но не тут-то было! Сожрав мой рис, Бхимасена раздулся примерно втрое, покрылся огненной шерстью, стал зубастым и клыкастым – в общем, из призрака превратился в демона. И захохотал, и закричал: "Спасибо тебе, сынок! На неделе в гости к тебе нагряну!" – и со свистом вылетел из святого места, как будто сам воздух вытолкнул его из себя.
Индийский покойник: Бетал продолжает давать показания
СЕДЬМОЙ РАССКАЗ БЕТАЛА (ещё четверть)
Когда я вернулся домой, Бхимасена уже поселился в моём доме и вовсю общался с моим старшим сыном. Все остальные перепугались до потери пульса и сбежали в храм. Я велел демону убираться и впредь держаться от нас подальше. "Встречаться с потомками – моё святое право, - возразил он. – Даже боги не в силах мне это запретить! Не бойся сынок, я не сделаю вам ничего плохого. Я, наоборот, хочу помочь вам выбраться из нищеты и стать большими людьми в этом мире".
Спорить с ним было бесполезно, и я обратился за помощью к господу Джаганнатхе. В тот же день Бхимасена исчез – но последствия его визита оказались очень тяжёлыми. Мать не выдержала потрясения и вскоре умерла, а старшего сына с тех пор как будто подменили. Он совсем отбился от рук: стал прогуливать уроки, шлялся целыми днями у моря, якшался с рыбацкими детьми и даже ел рыбу! Вскоре он захотел учиться стрелять из лука. Я сразу сообразил, откуда ветер дует. Вызвал его на разговор: и точно! После рассказов Бхимасены он возненавидел брахманскую жизнь и захотел стать вожаком разбойников.
Ему было всего десять лет, и я не стал его наказывать. Я лишь напомнил ему, что разбойник больше похож на животное, чем на человека. Он скитается в лесах, спит на земле, ест что попало, и никто не пустит его на ночлег – никто не любит разбойников. Брахман же приятен людям и богам, приютить и накормить его каждый почитает за честь… ну, и всё такое прочее. На другой день сын сбежал из дома – должно быть, решил проверить, каково оно жить в лесу и спать на земле. А в лесу его задрал тигр, и мне пришлось очень долго молиться, чтобы вытащить его из мира голодных духов.
Отныне все мои надежды были только на младшего. Он в разбойники не стремился, учился хорошо и вёл себя примерно. И моя жизнь помаленьку вошла в привычную колею. Я, как и прежде, служил в храме, коллекционировал истории и рассказывал их своим домашним. Когда мой сын женился, я рассказал ему историю Бхимасены, не утаивая никаких неудобных подробностей. И сын сказал "Джай Джай Джаганнатх! Как хорошо, что господь избавил нас от разбойника!"
И мы отдыхали до тех пор, пока однажды к нам не пожаловали гонцы от куттакского раджи. У них там в принцессу вселился демон, которого они никак не могли выгнать. Он смеялся надо всеми заклинателями и кричал, что победить его способен только Акилеш, сын брахмана Девадатты из Пури. Акилеш мой поехал с ними и одним касанием излечил принцессу. За это его богато наградили, а вскоре позвали изгонять демона в другой княжеский дом. Он и там преуспел, и тоже получил награду. И в двенадцать лет стал популярным экзорцистом и главным кормильцем нашего семейства.
Я-то быстро догадался, как зовут этого демона. Попытался открыть глаза сыну – но выяснилось, что он об этом знает с самого начала. Ему приснился старший брат и рассказал все подробности предстоящего дела. И сказал ещё, что если в дело будут вмешиваться какие-то другие демоны, Бхимасена сам с ними разберётся. Все обязанности Акилеша – это возлагать руки на одержимых и получать подарки. И теперь у него до самой смерти не будет никаких других забот.
Мне это предприятие показалось очень сомнительным, а пуще всего не нравилось, что в нём замешан Бхимасена. "Не верь демону, - сказал я сыну, - он непременно тебя обманет". – "Я не верю демону, - возразил сын, - я верю господу Джаганнатхе. Господь приказал ему держаться от нас подальше – вот он и улетает, как только меня увидит. Ты и сам бы мог изгонять его не хуже, чем я".
Я попробовал – но у меня получилось гораздо хуже. Демон улетал при моём приближении и возвращался, как только я отойду достаточно далеко. Возможно, он был сердит за то что я нажаловался на него Джаганнатхе. А сын мой шёл от победы к победе, и слава его росла с каждым днём. Он не загордился и не забросил учёбу – он оставался примерным сыном, разговаривал со мной вежливо и почтительно, и всякий раз, когда его звали изгонять очередного беса, спрашивал у меня благословения. И я не мог запретить ему помогать людям – меня бы возненавидели во всей округе, да и Акилеш бы меня не понял.
Со временем я стал чувствовать себя лишним в его доме. В шестнадцать лет сын уже не нуждался ни в моей помощи, ни в наставлениях, и даже мои истории его не интересовали. Анекдоты, которые он приносил от князей и купцов, имели у соседей гораздо больший успех. И в храме меня уже величали не "чудесно рождённым Девадаттой", а "отцом могучего Акилеша". В общем, когда у него родился сын, я объявил, что семейный этап моей жизни закончен - и отправился в долгое паломничество по святым местам.
Отправлено: 12.04.09 11:16. Заголовок: СЕДЬМОЙ РАССКАЗ БЕТА..
СЕДЬМОЙ РАССКАЗ БЕТАЛА (окончание)
Было мне тогда около сорока, и поначалу мне пришлось очень трудно. До Гайи моё тело ещё кое-как доскрипело, а дальше пошло вразнос. В Варанаси я пришёл полумёртвый: ноги отказывали, сердце еле билось, желудок горел огнём. В довершение всех бед, у меня разыгрался чудовищный понос. Мои попутчики испугались заразы и бросили меня над Гангой недалеко от кремационной площадки. И там я скоропостижно умер, даже помолиться не успел. Местные жители начали собирать мне на похороны, натащили преизрядную кучу дров, но они мне не понадобились. Через четверо суток я ожил и дрова унесли к какому-то другому покойнику.
Я смотрел, как его жгут, и тихо радовался, что это не я. После смерти мне очень захотелось жить – не где-то в будущем на небесах Брахмы, а прямо здесь и сейчас, в этом родном и уютном теле. И я усомнился в бессмертии души, а потом и вовсе в нём разуверился. Расспросив десятка два людей, переживших смерть, я обнаружил, что никто из них не выходил из тела и не отправлялся в иные миры. Иногда в предсмертной агонии у них возникали какие-то видения, но в конце всегда была пустота и отсутствие времени.
И я перестал беспокоиться о спасении души и проникся безмерной любовью к своему телу. И попросил у него прощения за былые обиды и пообещал, что никогда больше не буду пренебрегать его потребностями. Что оно захочет, то я буду делать, а чего не захочет, того не буду. И до самой смерти я соблюдал этот приятный обет.
Домой я не вернулся и ни в какой храм служить не устроился. Я стал профессиональным паломником - но не аскетом, а, скорее, странствующим пандитом. Я отрастил волосы и бороду, обзавёлся внушительным посохом, и на вопрос "Кто твой бог?" отвечал всегда по-разному – в зависимости от места, где находился. В вайшнавских местах я малевал на лбу вайшнавский тилак, в шиваитских - шиваитский, и про любого бога мог рассказать больше, чем знали его самые верные поклонники – я ведь был очень начитанным и наслушанным по всяким божественным темам. Подавали мне охотно и щедро, часто звали совершать обряды и приглашали на кормления брахманов. Голос у меня был красивый, женщины просто млели. Сезон дождей я обычно пережидал у какой-нибудь благочестивой купеческой вдовы, и мне всегда удавалось убедить женщину в том, что подарить любовь божьему страннику – это не грех, а большая крамическая заслуга.
Девадаттой я уже не назывался – теперь меня звали Шри Бетал. "Беталом" на востоке называют веталу (живого мертвеца). Такую кличку мне дали ещё в варанасском ашраме, где я отлёживался и отъедался после смерти – а я подхватил её и превратил в легенду. Люди спрашивали: "Откуда такое странное имя?", и я рассказывал им о своём чудесном воскресении. Конечно, всю правду я им не раскрывал – я говорил, что посетил все четырнадцать миров, и подробно описывал каждый из них. После этого слушатели проникались глубоким уважением и даже начинали подозревать во мне какие-то сверхъестественные способности. И мой авторитет сразу вырастал до небес.
Пешком я больше не ходил, передвигался с караванами или на кораблях. Объездил всю Индию, и в родном городе тоже бывал проездом. Там меня уже не узнавали даже по голосу. У земляков я выяснил, что моя семья считает Девадатту умершим – ну что же, в некотoром смысле он действительно умер. Акилеш вскоре после моей смерти перебрался в Куттак и всех остальных туда перевёз. Он стал придворным пандитом куттакского раджи, и жилось ему, должно быть, очень неплохо. Я от души за него порадовался, но навещать его не стал.
Путешествия бодрили моё тело и шли ему на пользу, но лет после семидесяти оно внятно сказало "Хватит!", и я к нему прислушался. Я сел на корабль и поплыл в Варанаси. Там жила одна странноприимная вдовушка, у котoрой я рассчитывал дожить остаток своих дней.
В пути нас застигла буря. Меня смыло за борт и я камнем пошёл ко дну. Наглотался воды, ощутил, что моё сознание гаснет – но умирать не согласился, а принялся молиться о спасении господу Джаганнатхе. И он меня вроде бы услышал, и выдернул из воды. Я повис над рекой - и замер в изумлении. Я был как будто посреди широкого рынка, только вместо людей там толпились духи, демоны, предки, полубоги, неопределившиеся души вроде меня, и много чего ещё. Двигались они во все стороны сразу, но меня как-то мягко обтекали. А кругом был виден простор без горизонтов, ближе ко мне голубоватый, дальше синий, а ещё дальше чёрный, и где-то в черноте плавали сияющие диски иных миров. А моё тело лежало на дне Ганги, и я тоже это видел – вода вдруг стала прозрачной как воздух. Тело было мертвее мёртвого, сомневаться не приходилось.
Душа всё-таки оказалось бессмертной! Это открытие повергло меня в ужас: ведь последние тридцать лет я нимало не заботился о своей следующей жизни. Я только и делал, что удовлетворял желания своего тела – наверняка это не лучшим образом сказалось на моей карме! И я принялся вспоминать, много ли успел нагрешить за эти годы – а тем временем меня обступило множество мелких духов, и каждый предлагал проводить меня в "лучший из миров". Я отгонял их и ждал, когда же за мной придут слуги господа Ямы. Но они всё не появлялись, и тогда я решился действовать на своё усмотрение. Помолившись ещё раз Джаганнатхе, я устремился к ближайшему из верхних миров. Лететь оказалось неожиданно трудно, холодно и далеко – но я всё летел и летел, ободряя себя тем, что теперь у меня впереди целая вечность, когда-нибудь да и долечу.
Внезапно мой путь преградила огромная толпа вооружённых демонов. Самый крупный из них, рыжий монстр в сверкающих доспехах, показался мне знакомым – ну да, это был Бхимасена! Размахивая кнутом, он закричал:
"Эй, куда разогнался? В райские миры захотел? А ну брысь к голодным духам, вдовий приживала! Там твоё место!"
Я сделал вид, что не узнал его, и ответил как можно более властно:
"Уйди с моей дороги, демон! Не тебе решать, куда мне сейчас направляться! Если кто-то и вправе меня судить, то это только Яма, повелитель мёртвых!"
"Судить тебя буду я! – воскликнул демон. – Я твой отец, а ты мой непочтительный сын. Ты не кормил меня досыта, ты выгнал меня из дома, ты не давал мне видеться с внуками – так вот тебе! получай по заслугам!"
И он ударил меня кнутом – да так, что я чуть вдребезги не разлетелся от боли. "Бхимасена, ты несправедлив ко мне! – вскричал я, глотая слёзы. – Ты забыл про мой Пинда Даан?"
"Эту горстку риса? – презрительно бросил разбойник. – Нет, сынок, этого было мало. Ты отлично знаешь, что должен был выполнить четырёхдневный ритуал с посещением всех святынь и кормлением брахманов. Внук мой Акилеш, хвала ему и слава, сделал это для меня – и я стал тысяченачальником в армии Бхутешвары! Плевать мне на твою милостыню, убирайся в ад!"
И стая демонов погнала меня, как зайца, в сторону адских миров, зловеще мерцавших в тёмном пространстве под земным диском. Я всё-таки ухитрился свернуть к Земле и полетел, петляя, над самой её поверхностью. Но демоны от меня не отстали: они рассыпались в цепь и, размахивая оружием, вытесняли меня с родной планеты. В поисках укрытия я залетел в какой-то лес, и там заметил тело, висевшее на дереве вниз головой. Я спрятался в этом теле. Оно оказалось неожиданно тёплым и удобным, и при этом совершенно пустым: никакой души в нём не обнаружилось! Демоны принялись прочёсывать лес и вскоре меня учуяли – но тело, в котoром я укрылся, оказалось неуязвимым для их бичей и копий. Тут Бхимасена сам ко мне приблизился и принялся меня уговаривать:
"Девадатта, родной, чего ты испугался? Я же пошутил, я не желаю тебе зла, на самом-то деле. Вылезай-ка из этого трупа, и я провожу тебя, куда ты хочешь. Хоть в райские миры, хоть к Яме на суд – куда скажешь, туда и полетим".
Я не поверил ему и ничего не ответил. Он рассвирепел и закричал:
"Вылезай немедленно, трусливый ублюдок! Не то я сам сейчас к тебе влезу и за уши тебя вытащу!"
"И кто это ругается в моём лесу?" – послышался вдруг насмешливый голос, исходивший как будто от самой земли. Демоны почтительно расступились, и даже Бхимасена сунул свой кнут за пояс и поклонился низенькому толстому якше, котoрый уверенно подошёл к дереву и встал под висящим телом.
"Привет, бхута! – сказал якша. – Тебя прислал сюда Бхутешвара?"
"Нет, я сам прилетел", - запинаясь, ответил Бхимасена.
"Ну так сам и улетай, пока я не рассердился, - велел ему якша. – И бойцов своих забирай, и впредь без божьего веления здесь не появляйся".
Бхимасена пробормотал извинения, и все демоны разом покинули лес. А якша сказал ободряюще:
"Привет и тебе, пандит-джи! Я Сильварадж, хранитель этого леса. Назови мне своё имя и поведай, что привело тебя сюда".
И я назвал ему оба своих имени и рассказал историю своей жизни. Она оказалась неожиданно длинной, но якша выслушал её от начала до конца с живейшим интересом. Он задавал мне вопросы, он комментировал её, иногда смеялся в самых неожиданных местах – а вместе с ним смеялись и другие якши, котoрых к концу моего рассказа собралась уже большая толпа. Когда я закончил, они принялись шумно обсуждать услышанное и решать, что же делать со мной дальше. Наконец Сильварадж вынес свой вердикт:
"Бхимасена проявил самоуправство: он не должен был задерживать тебя и уж тем более загонять в ад. Но и райские миры пока что не для тебя. Полжизни ты накапливал заслуги, полжизни их растрачивал - и ухитрился умереть именно в тот момент, когда твои грехи уравновесили заслуги. Теперь у тебя нулевая карма, и сам Яма не разберётся, куда тебя послать. Лететь к нему на суд я не советую: сложные задачи его раздражают, а в гневе он часто забывает о справедливости. По-моему, тебе вообще не стоит никуда лететь, пока твоя карма куда-нибудь не сдвинется. Оставайся в этом теле, в нём давно уже никто не живёт. Его хозяин восемь лет назад ушёл к Шиве, и с тех пор о нём ничего не слышно. И расскажи нам ещё что-нибудь: нам понравилось, как ты рассказываешь".
И я рассказал ещё одну историю, а потом ещё и ещё. И все последующие годы только этим и занимался. Тело оказалось тёплым и удобным, якши кормили меня и сами приносили мне истории, котoрые я им же потом и пересказывал, изменив до неузнаваемости. И я жил беспечно и нескучно – но однажды за телом явился его прежний владелец.
Это был старец с высокой причёской и длинной бородой – примерно такой же, каким недавно был я сам. Он влез на дерево и взялся отвязывать верёвку. Я перепугался, стал звать на помощь. Тут же к дереву сбежались якши, явился и Сильварадж.
"Не твоё дело, леший! – раздражённо ответил старик. – Это моё тело, и я сделаю с ним всё, что захочу!"
Сильварадж протянул руку и снял старика с ветки.
"Говоришь, оно твоё? – протянул он. – А сам-то ты кто такой?"
"Брось притворяться, Сильварадж, - ответил старик. – Неужели ты ещё не понял, кто я?"
"Я понял, что ты знаешь моё имя, - ответил якша, - но это ещё ничего не доказывает. Скажи мне, как тебя зовут, или убирайся восвояси".
Старик взглянул ему в глаза – и Сильвараджа затрясло, как будто от лихорадки. Низким голосом, медленно и грозно старик произнёс:
"Я Виджай, великий йогин, могуществом превзошедший всех, кто были до меня и будут после меня. Сами боги трепещут передо мной и умоляют не разрушать этот мир! Без малого сто лет просидел я под этим деревом, каждая тварь в этом лесу знает меня! Не шути надо мной, презренный карлик, не то я…" –
но тут прелестная якшиня (а женщины у них все как на подбор красавицы и умницы) подошла к старику сзади и закрыла ему глаза ладошками. Сильварадж тут же перестал трястись, а вымогателя обступили четверо здоровенных якшей, каждый в полтора человеческих роста. Он оказался наглухо зажат между их животами. Сильварадж отдышался, сплюнул и сказал:
"Нет, старик, ты не Виджай. Шри Виджая я хорошо знал и могу засвидетельствовать: он не был хамом и не хвастал почём зря своим могуществом. Не мог человек так измениться за каких-то там двенадцать лет! Да ты и внешне на него не похож, и голос у тебя другой… Эй, парни! возьмите-ка этого самозванца и вынесите из моих владений! И ни под каким предлогом больше его сюда не пускайте!"
И вдруг все четверо якшей разлетелись в стороны, как пух от дуновения ветра. Дерево моё затряслось, ветка затрещала – но на старика накинули какую-то специальную сеть, которую он уже не мог порвать, как ни пытался. Его поволокли из леса; он упирался и кричал: "Я Виджай! Сильварадж, отдай мне моё тело! Или я пришлю за ними Викрама Адитью!"
Ответом ему был дружный смех, не утихавший и после того как скандалиста утащили за пределы видимости и слышимости. Не смеялся только Сильварадж. Когда все разошлись, он сказал мне:
"К сожалению, это действительно Виджай, и он на самом деле раньше обитал в этом теле. Я узнал его, хоть он и сильно изменился. И если он не соврал насчёт Викрама, тебе придётся менять место жительства. С уджайнскими царями у нас договор: им позволено брать из этого леса всё, кроме деревьев. Правда, делать это они должны молча, в противном случае они теряют право на свою добычу. Но это условие не такое уж трудное, Викрам вполне способен помолчать часок-другой".
И опасения Сильвараджа подтвердились: Виджай действительно нашёл способ вовлечь тебя в это дело. Но и я, как видишь, нашёл способ заставить тебя говорить. И раз за разом ты теряешь право выносить меня из леса; а рядом с нами всё это время идут якши. Ты их не видишь и не слышишь, но они здесь и ждут моего сигнала. Как только я скажу "Я свободен!", они подхватят меня и унесут обратно на дерево. А кстати, не слишком ли долго мы идём? Лес-то уже почти кончился, я досказал свою историю и мне пора домой. Заговорил-то ты ещё в самом начале, и я давным-давно сво…"
- "Задавай, чего уж там, - согласился Бетал. – Только давай присядем, а то ведь за расспросами ты меня из лесу вынесешь. А там Виджай, а мне к нему никак нельзя".
И Викрам усадил покойника под деревом и сам сел напротив. И якши тоже присели рядышком, невидные и неслышные, но готовые в любой момент вернуть Бетала на тамаринд.
Отправлено: 13.04.09 17:05. Заголовок: 08. КАК ВИКРАМ ВЫВЕЛ..
08. КАК ВИКРАМ ВЫВЕЛ БЕТАЛА ИЗ ЛЕСА
- "Скажи мне, Бетал: сознаёшь ли ты, что, оставаясь в этом теле, ты портишь свою карму?" - спросил Викрам.
- "Ничего подобного! – заявил Бетал. – Пока я тут зависаю, я ничем её не испорчу. Я попросту не могу сделать ничего дурного: мне нечем грешить, да и незачем".
- "Но ты самовольно захватил это тело и отказываешься возвращать его. Это ли не грех?" – спросил Викрам.
- "Не "захватил", а временно поселился. И не "отказываюсь возвращать", а охраняю и защищаю это прекрасное тело. На моей памяти его уже девять раз пытались похитить – но мы с якшами всегда начеку! И мы не отдадим это тело никому, кроме его законного владельца!"
- "А не лукавишь ли ты, Бетал? – спросил Викрам. – Ты ведь превосходно знаешь, что Виджай когда-то обитал в этом теле. Так кто же, по-твоему, его законный владелец, если не Виджай?"
- "Да кто угодно! – ответил Бетал. – За двенадцать лет Виджай мог его и проиграть, и продать, и заложить, и десять раз на новое поменять. Да, я верю, что оно принадлежало ему когда-то – но где доказательства, что оно принадлежит ему сейчас?"
- "Это всё пустые отговорки, – поморщился Викрам. – Любой судья признает тебя виновным в краже. Во-первых, ты без спросу вломился в чужое тело, не важно чьё…"
- "Судить меня может только Яма, Повелитель Мёртвых, - напомнил Бетал. – Если бы я совершил хоть что-то похожее на кражу, его шпионы моментально заметили бы меня и потащили на суд. Они повсюду, Викрамушка, ни один грех от них не укроется. Меня же они не видят в упор - а почему? А потому что карма у меня всё ещё на нуле. Я ни в чём не виноват, это же очевидно".
Викрам вздохнул и задумался.
- "Да, Бетал, возможно, ты и не вор, - сказал он наконец. - Но кармой своей не хвались, не надолго она у тебя нулевая. Скоро ты станешь убийцей, и предстанешь перед судом Повелителя Мёртвых. И пойдёшь в ад на тысячу лет, а потом ещё десять раз будешь рождаться в телах животных и неприкасаемых. Готов ли ты на это, Бетал?"
Бетал несказанно удивился:
- "Шутишь, Викрам Адитья? Ну и кого же я тут убью? Уж не Виджая ли?"
- "Ты убьёшь меня, - сказал Викрам. – Сейчас ты улетишь на свой тамаринд, а я отвяжу тебя и снова понесу к Виджаю. И ты снова задашь мне вопрос и пригрозишь смертью - но на этот раз я уже ни слова тебе не отвечу! Разрывай мою голову, кипяти мою кровь, останавливай моё сердце – я буду молчать и идти, пока не упаду. Помнишь, ты рассказывал мне про брахмана из Джайсалмера? Я такой же точно: мне лучше умереть, чем не выполнить своё обещание!"
И в лесу внезапно воцарилась оглушительная тишина, как будто даже деревья шелестеть перестали. Замолчал и Бетал, и промолвил грустно после долгого раздумья:
- "Вот тут-то я и попался! Теперь я просто вынужден раскрыть тебе мой самый хитрый секрет. На самом-то деле, я вообще не способен убить человека – силёнок моих скромных на это не хватит! Я могу тебя только попугать и помучить, но теперь я вижу, что это бесполезно. Ты готов к мучениям, ты готов даже умереть – и, между прочим, ты запросто можешь умереть, если ты уже на это настроился. Но мне это не нужно, и никому здесь это не нужно. Всё, что я хотел – это отвисеться ещё лет пятьдесят, пока Бхимасена про меня забудет. Но, видать, не судьба…"
И Бетал встал – неловко и кособоко, но вполне самостоятельно. И поклонился Викраму, и сказал:
- "Живи сто лет, Викрам Адитья! Продолжать наши прогулки больше не имеет смысла. Всё что мне теперь остаётся – это молить тебя о снисхождении. Войди в моё положение: у меня ведь, кроме этого тела, ничего больше нет. А без тела холодно, ты не представляешь как. И всё время хочется есть, и заснуть невозможно – за неделю можно с ума сойти! А ещё и Бхимасена – он ведь недавно опять пролетал поблизости… и кричал, что глаз с меня не спускает…"
- "Пойдём к Виджаю, Бетал, - предложил Викрам. – Расскажи ему обо всём – он духовный человек, он должен проявить милосердие. И я тоже буду просить за тебя как за своего родственника. А если мы не сможем его уговорить, я совершу для тебя Пинда Даан, и тем поправлю твою карму. Уджайн ведь тоже святое место, такое же сильное, как Гайя".
- "А и пойдём, - согласился Бетал. – Не слишком-то мне верится, что Виджай поддастся на уговоры - но попытаться всё-таки стоит. А вдруг и в самом деле что-нибудь получится?"
И тут из темноты возник Сильварадж.
- "Привет, царь! – сказал он Викраму. – Поздравляю с победой! Но с Виджаем будь поосторожнее: не такой уж он духовный, как тебе кажется. Недобрый он последнее время, и очень несдержанный. И, по-моему, замышляет что-то нехорошее. Отнеси ему этот труп и постарайся уйти поскорее, вот тебе мой совет.
А ты, Бетал, вообще не ходи к Виджаю. Оставайся в лесу, здесь мы тебя и накормим, и обогреем, и с воплощением поможем. Посадим тебя в утробу, посидишь там девять месяцев и родишься одним из нас. Уверяю тебя, это гораздо интереснее, чем родиться человеком. Я тебе не раз уже это предлагал, ты не раз отказывался, но теперь у тебя просто нет другого выхода. Виджай не отдаст тебе это тело, как ты его ни проси".
- "Прости, Сильварадж, но я всё-таки пойду попробую, - сказал Бетал. - Не тело мне дорого – дорога моя память. Сейчас я знаю десять тысяч историй, а когда вылезу из утробы, не смогу вспомнить ни одной. Ну и какой с меня будет прок? А на переговоры с Виджаем я иду не один: со мной Викрам Адитья, великий мастер убеждать людей. Представляешь, Сильварадж: он только что уговорил меня выйти из леса! Это невероятно, но он это сделал!"
- "Ладно, поступай как знаешь, - сказал Сильварадж. – Но возвращайся немедленно, как только заметишь опасность. Виджай во многих смыслах пострашнее Бхимасены".
- "Вернусь немедленно, - пообещал Бетал. – Раньше, чем вы успеете соскучиться". И обернулся к Викраму, и улыбнулся. Трудно было не улыбнуться.
Царь царей Викрам Адитья застыл с полураскрытым ртом, уставившись на Сильвараджа. Впервые в жизни он увидел живого якшу! В принципе, они похожи на людей, но не настолько, чтобы перепутать. Сильварадж, например, ростом был с шестилетнего ребёнка, а шириной со взрослого дядьку. И лицо у него было тоже взрослой ширины, с большими усами и крупными ушами, а в ушах висели золотые серьги до плеч, а на голове тюрбан с золотым шитьём, а на шее золотая цепь с бриллиантами, руки по локоть в золоте, ноги по колено в золоте, и само его тело светилось золотым сиянием, позволяя разглядеть себя даже в темноте. Только глаза у него были медного цвета.
Сильварадж тоже обернулся к Викраму и заметил его состояние.
- "Эй, якши! – крикнул он. – Покажитесь уже все! Дайте царю людей на нас полюбоваться!"
И в лесу как будто огонь запылал: это все якши разом приняли зримый облик! Огромные и карликовые, прекрасные и уродливые, но все неизменно в золоте и драгоценных камнях, причём на многих якшинях не было вообще ничего, кроме украшений. Все они кричали: "Привет, Викрам Адитья!" – и до Викрама вдруг дошло, что всё это время он был как на сцене, за каждым его шагом следили сотни невидимых глаз. И ему вдруг стало стыдно разом за всё, что он наговорил Беталу, хотя ничего стыдного он, вроде бы, не сказал – или сказал? Но он быстро опомнился, принял царственную осанку и поприветствовал собравшихся.
Якши захлопали и закричали что-то одобрительное. А потом подхватили Викрама с Беталом на руки и торжественно донесли их до края леса. Дальше Бетал пошёл самостоятельно, слегка опираясь на плечо Викрама. Так они перешли через реку - а на другом берегу их уже дожидался Виджай.
Виджай стоял как столб и лицо его не выражало никаких эмоций. Викрам его даже и поприветствовать не успел: расплылся Виджай в кисельное облако и влился в Бетала через ноздри. Мертвец подпрыгнул, упал, задёргался, весь переломался и затих. А Виджай вытек у него из глаз и возник на своём прежнем месте. И сказал оторопевшему царю:
- "Хвала тебе, Викрам Адитья! С твоей помощью я одолел демона Гарбхаатру, пожирателя душ! Он больше не опасен; отнеси его к алтарю".
Викрам замешкался. Слишком уж резко всё переменилось: Бетал вдруг оказался демоном, а про Виджая теперь и вовсе было трудно сказать, кто он такой. Способности он продемонстрировал явно нечеловеческие.
- "Как вы это сделали, учитель?" – спросил Викрам напрямик.
Старик зыркнул на него так, что Викраму стало неловко за свой вопрос. Он взвалил мертвеца на плечо и отнёс его к алтарю.
Это был плоский камень, покрытый жирной грязью от множества жертвоприношений. Перед ним стояла старинная стела с изображением многорукой женщины, а рядом был сложен костёр – высокий, вроде погребального. Викрам уложил тело рядом с камнем. Виджай присел перед мертвецом, наступил ему на живот коленом, проткнул пальцами грудь и кровью нарисовал у себя на лбу жирную полосу от волос к переносице. Затем он оторвал мертвецу голову и положил её на алтарь.
- "Прими эту голову, Мать – да разрушится эта голова!"
Из-под костра ударила струя огня. Все поленья заполыхали - и стало видно, что у женщины на камне высунут язык, на шее черепа, а под ногами труп. А старик принялся рвать тело на куски, макать их в кувшин с маслом и бросать в костёр, приговаривая про разрушение всех частей тела.
Викрам уже не знал что и думать: не вязалось это у него с образом святого человека. Впервые в жизни ему захотелось убежать – но ноги были как в землю вкопаны. А в голове вертелись слова Сильвараджа: "Недобрый он в последнее время… и очень несдержанный…"
Между тем, старик бросил в костёр голову и обернулся к царю.
- "Если у тебя есть вопросы – спрашивай", - сказал он.
- "Расскажите мне об этом демоне", - попросил Викрам.
- "Гарбхаатра скитался в этом мире больше тысячи лет, поглощая души нерождённых детей. Внутри себя он создал тесный ад, где души истязали и жрали друг друга; он же питался их страданиями и прибавлял себе их непрожитые годы. Он достиг такой силы, что мог бросить вызов богам; но он употребил её на то, чтобы спрятаться от всех. Он был невидим, неслышим и неосязаем, и даже боги не догадывались о его существовании.
Я был одним из ста тысяч детей, поглощённых Гарбхаатрой. Несчётное множество лет я провёл я в его утробе, и только мне одному удалось вырваться оттуда во внешний мир. Родившись человеком, я положил свою жизнь на то, чтобы уничтожить демона. Я знал, что, подобно всем бесплотным духам, он мечтает о совершенной и вечной плоти – и я сделал своё тело совершенным, вечным и способным долгое время жить без души. Затем я повесил тело на дереве и заманил туда Гарбхаатру. Тело стало для него капканом, и вот ты принёс его ко мне. И я вошёл внутрь и отобрал силу демона. А затем я сжёг его в живом огне, который Чёрная Мать зажигает у своего алтаря в ночь новолуния. И все души, пленённые демоном, очистились в этом огне и обретут рождение в человеческом облике. А ты, Викрам Адитья, получишь сейчас своё истинное сокровище".
- "Учитель, а не могло ли случиться так, что на вашу приманку польстился совсем другой бестелесный призрак – например, дух некоего брахмана из Пури?" – не спросил Викрам. Он уже начинал кое о чём догадываться, но говорить было невозможно. От речей Виджая тело поплыло, челюсти ослабли, голова пошла враскачку – и только разум всё ещё не поддавался гипнозу. А старик повернулся к костру и долго шептал мантры – и вдруг сунул руку в огонь и вынул оттуда пригоршню углей. И подул на них, и они вспыхнули и сгорели дотла у него на ладони. И тогда старик опустил пальцы в пепел и что-то нарисовал на лбу у Викрама.
- "Возвращайся теперь домой, - сказал он, - и отправляйся прямиком к своей младшей жене. Сегодня вы зачнёте сына, которому суждено обладать всей силой, всей красотой, всем богатством, всем знанием, всей славой и всей отрешенностью. Он унаследует твоё царство и покорит весь мир – не силой, но мудростью и щедростью. Это и будет твоё истинное сокровище, Викрам Адитья!"
И Викрам увидел это воочию! И жену свою молодую, и уникального отпрыска, обладающего всеми совершенствами. А рядом с ними увидел своих старших сыновей, одному двенадцать, другому восемь. И подумал: "Что-то здесь не так… Царство ведь должен наследовать старший сын!" И повторил машинально: "Но царство ведь должен наследовать… старший сын?…"
- "Ему не суждена долгая жизнь, - сказал Виджай, - равно как и его младшему брату. Если ты не зачнёшь сегодня ребёнка, ты можешь умереть без наследника".
Викрама будто молнией ударило.
- "От чего же они умрут? – вскричал он. – И есть ли способ их спасти?"
- "Не печалься о них, Викрам Адитья: они воплотятся в высших мирах. Лучше поблагодари Богиню - это она дарует тебе сокровище. Давай-ка поклонимся её святому огню и ей самой".
- "Давай-ка поклонимся святому огню и господу Шиве!" – вспомнилась вдруг Викраму одна из Беталовых историй. Что-то жуткое случилось там с парнем, который кланялся огню. То ли душу он потерял, то ли тело…
- "Прости, учитель, - возразил Викрам, - но это против царских обычаев. Мы, цари царей, кланяемся только родителям и учителям, но более никому".
- "Это ничего, - ответил Виджай. – Поклонюсь и за тебя, Богиня не обидится".
И он закланялся и зашептал мантры – а Викрам тем временем вспомнил, что произошло с юным художником в стране киратов. И замысел Виджая стал для него яснее ясного: сейчас этот колдун вселится в его тело и пойдёт к его жёнам! А затем сядет на уджайнский трон и будет править Индией; а затем уничтожит всех Викрамовых наследников и вручит царство своему собственному! Нет, этому не бывать!
И Викрам выхватил меч и снёс Виджаю голову.
Клинок проскочил как сквозь облако – однако голова от удара склонилась чуть ниже, чем обычно, и мгновенно испарилась от жара пламени! А тело Виджая превратилось в лужицу, даже одежда вся истаяла. Но через мгновение старик появился на прежнем месте в прежнем облике. И печально улыбнулся, и промолвил:
- "Напрасно ты это сделал, Викрам. До сих пор я считал тебя разумным человеком – но теперь я вижу, что на твой разум полагаться нельзя. Придётся мне поуправлять тобой, чтобы ты не натворил глупостей. Усни, Викрам, и забудь обо всём, что случилось в эту ночь. Когда ты сделаешь всё, что должен сделать, я тебя разбужу".
И взглянул Викраму в глаза. Тело царя тут же одеревенело – но сознание его продолжало сопротивляться чужой воле. "Ом гам Ганапатайе намах! Ом гам Ганапатайе намах!" повторял он беспрестанно - и вдруг костёр вспыхнул, как будто кто-то огромный раздул его во всю мощь своих необъятных лёгких! Пламя потянулось к Виджаю и слизнуло его; и тут же мышцы Викрама налились теплом, суставы ожили и в голове прояснилось. А откуда-то справа послышался детский смех, и насмешливый голосок промолвил:
- "Ты не поклонился Богине, Викрам Адитья? Неужто и мне не поклонишься?"
Викрам обернулся. Там был слон – вернее, некто очень большой со слоновьей головой и человеческим телом. Он весь светился, и у ног его на задних лапах сидела светящаяся мышь.
- "Скажи мне, Викрам: зачем ты отрубил голову святому человеку?" – с напускной строгостью спросил Ганеша.
- "Прости меня, Шри Ганапати-джи, - ответил Викрам, - но святые так себя не ведут. Он угрожал убить моих детей, он пытался вселиться в моё тело, он хотел захватить моё царство…"
- "Ни то, ни другое, ни третье! – возразил Ганеша. – Виджай не угрожал убить твоих детей – он всего лишь предупредил, что они не доживут до совершеннолетия. И это чистая правда: в будущем году они умрут от холеры".
- "А если я отправлю их в горы на весь сезон дождей?" – с надеждой спросил Викрам.
- "Тогда они не заразятся и не умрут, - ответил Ганеша (и тут Викрам вздохнул с облегчением). – Но слушай дальше. Виджай не пытался вселиться в твоё тело и не посягал на твой трон. Он собирался получить твоё царство законным путём…"
- "Так вот почему он гнал меня к жене! – воскликнул Викрам. – Он хотел родиться моим наследником!"
- "Совершенно верно! – ответил Ганеша. – Именно этого Виджай и добивался. Сто восемь лет назад он пришёл в этот лес, сел под тамариндом и начал славить мою мать во всех её ипостасях. И пел ей гимны, не умолкая ни на мгновение, тридцать лет подряд. Мать его за это очень полюбила, а отец заревновал. И посылал Виджаю всевозможные испытания: комаров, муравьёв, обезьян, тигров, ливень, град, даже снег, - но Виджай сидел как камень и не излучал никаких чувств кроме безграничной любви к Богине. И просидел так ещё шестьдесят шесть лет, питаясь одним лишь воздухом и солнечным светом. Даже якши не смогли нарушить его медитацию, хотя старались изо всех сил.
Отцу моему это было очень не по нраву. Он велел мне выяснить, кто этот человек, откуда он взялся и чего боится. Я разузнал, что Виджай – торговец драгоценностями из Кашмира. Был он сказочно богат и счастливо женат, вырастил детей и решил посвятить себя духовному служению – банальная, в общем, история. Я рассказал об этом отцу. Он обрадовался и воскликнул: "Любой купец боится разбойников! Будь он хоть десять раз духовный, но с этим страхом ему не совладать!"
И через несколько дней к Виджаю нагрянули разбойники. Они требовали выдать, где спрятаны его сокровища. Виджай не обратил на них ни малейшего внимания, хотя разбойники били его, жгли калёным железом и, наконец, повесили за ноги. Вися вниз головой, он продолжал воспевать Богиню – и мать моя спустилась в лес в образе Дурги и порубила всю банду на мясо для своего тигра. Виджая же она вынула из тела и привезла к нам домой, прямо на гору Кайлаш. И все мы, включая отца, вынуждены были оказать ему почести как великому подвижнику. Мы спросили его: "Чего ты хочешь, Шри Виджай?". И он ответил, что хочет родиться наследником Викрама Адитьи, царя царей индийских!
Мать была крайне разочарована столь бездуховным желанием - но она не могла отказать аскету, который без малого сто лет беспрерывно её восхвалял. Она сказала: "Будь по-твоему. Принеси себя мне в жертву и рождайся кем захочешь".
И Виджай удалился, и с тех пор уже не славил Богиню. И не принёс себя в жертву ни через месяц, ни через год, ни через десять лет. Тело его всё это время висело на ветке, в нём поселился какой-то бродячий дух, а Виджая нигде не было видно. С большим трудом я разыскал его в тибетском захолустье. Он был в новом теле, сотканном из воздуха и света, и совершал зловещий ритуал, смысл которого был для меня непонятен. На меня он даже не взглянул – и лишь когда я собрался возвращаться домой, он, не оборачиваясь, бросил: "Передай Богине, что она получит свою жертву".
Разумеется, я не стал передавать матери эти дерзкие слова. В гневе она ужасна, и я стараюсь лишний раз не портить ей настроение. У меня возникло подозрение, что Виджай нас как-то изощрённо обманул – но как? и зачем? Чтобы ответить на этот вопрос, я попытался разузнать о нём побольше. Стал расспрашивать его родственников и потомков – и обнаружил, что Виджай вовсе не тот, за кого я его принял поначалу.
Оказалось, что Виджай не был урождённым кашмирцем. Он пришёл откуда-то с юга, принёс с собой мешочек драгоценных камней и сказал, что может достать ещё. Было ему в ту пору лет десять-двенадцать, не больше. Его тут же усыновил один богатый купец, а другой купец женил на своей дочери. Так Виджай был принят в касту торговцев драгоценностями – но никакой торговлей он никогда не занимался. Время от времени он совершал походы на юг, приносил оттуда драгоценные камни и сдавал их приёмным родственникам. Камни были уникальные – яркие как звёзды, чистые как слезы, без единого изъяна и размером с манговую косточку.
Я сразу вспомнил, где я видел такие косточки. Они содержатся в плодах кальпаврикши – дерева, которое исполняет любые желания. Мы, боги, любим есть эти плоды: они вкусны и очень полезны. В то время я полагал, что во Вселенной есть только одна кальпаврикша – та, что растёт у господа Индры на горе Меру. Я наведался к нему и доложил о своей находке.
Однако Тысячеглазый заявил, что ни один плод с его дерева и ни одна косточка из его плодов никогда не достанутся людям. У них есть свои кальпаврикши, - сказал он - пусть они ими и пользуются, если смогут!
Для меня это было новостью – я ведь не самый старый бог, не всю историю застал. Я стал расспрашивать, и Индра рассказал, что когда-то подарил человечеству целых пять кальпаврикш! Одну из них глупые люди загубили, вторую убили, третью поломали, а четвёртую потеряли. И их жадные взоры обратились к бхагавану Будхе, который владел пятой кальпаврикшей. Бхагаван почуял, что не сможет выстоять один против всего мира. Он прибежал к Индре и молил: Забери у меня это опасное растение! Но царь богов не принял свой подарок обратно – он лишь перенёс дерево на другое место и погрузил в спячку. С тех пор оно не исполняет ничьих желаний, а рождает только обыкновенные фрукты с драгоценными камнями внутри. И если такие камни появляются на Земле, то они могут быть взяты только с этого дерева и ниоткуда больше.
"Но как Виджай мог его найти?" – спросил я Индру.
"Случайно его найти невозможно, - ответил царь богов. - Спящая кальпаврикша во всём похожа на обычный баньян, и на ней висит только один плод – в глубине ветвей, недалеко от ствола. Чтобы его увидеть, нужно на рассвете встать в определённом месте, посмотреть сквозь крону на солнце и произнести определённую мантру. Знал об этом только один человек на свете – бхагаван Будха, по просьбе которого я усыпил кальпаврикшу. Он же знал и Пробуждающие Слова, которые заставят это дерево плодоносить в полную силу и исполнять любые желания. И Будха передал это знание своему сыну, а от него оно перешло к Лунной Династии. И теперь им должен владеть Викрам Адитья, царь царей индийских". Так ли это, Викрам Адитья?"
- "Да, я владею им, - подтвердил Викрам, - но далеко не в полной мере. Дело в том, что у Шри Будхи было два сына, и он разделил это знание между ними. Старшему он объяснил, как найти дерево, а младшему рассказал, как его разбудить. Лунная Династия произошла от младшего сына Будхи. Мы помним Пробуждающие Слова, но мы не знаем примет, по которым можно распознать кальпаврикшу. А брахманский род Чандравешья, который пошёл от старшего сына, давным-давно утратил свою часть знания. И теперь приметы кальпаврикши не известны никому… кроме Виджая… Но откуда он узнал о них?"
- "От Чандравешьев, - ответил Ганеша. – И не давным-давно, а всего лишь полтораста лет назад".
Викрам в недоумении уставился на него.
- "Мне рассказал об этом сам Шри Будха, который сейчас правит планетой Будха, - объяснил Ганеша. – Он присматривает за вами и знает о ваших делах всё - или почти всё. Ты, должно быть, помнишь, что накануне битвы при Курукшетре ваша династия раскололась?"
- "Да, - ответил Викрам. – И, согласно преданиям, именно тогда было утрачено знание о признаках кальпаврикши".
- "Тогда Чандравешьи попросту скрыли его, - сказал Ганеша. – Старший из Пандавов знал Пробуждающие Слова; и он пришёл к Чандравешьям и сказал, что настало время разбудить кальпаврикшу. Но они были на стороне Кауравов – и они ответили: "Мы давно забыли все Тайные Приметы дерева желаний". С тех пор и считалось, что они ничего не знают – они ведь брахманы, а брахман как бы не лжёт.
И никто в этом не сомневался много веков подряд, а затем твой прапрадед решил это проверить. И послал к Чандравешьям шпиона, а шпион подкупил мальчонку, который прислуживал у них в доме. Тот подкрался к спящему брахману, взял его за мизинец – и брахман ответил на все его вопросы.
Мальчика этого звали Виджай, и он уже тогда был на редкость смышлёным. Он не побежал докладывать шпиону, а нашёл дерево сам, сорвал плод и обнаружил в нём драгоценный камень. Плод он съел, и от этого поумнел примерно втрое, и решил прийти к дереву и на следующее утро. Утром он нашёл на дереве точно такой же плод, а вечером сказал шпиону, что старый Чандравешья не знает ничего.
И это было чистой правдой. Брахман и в самом деле забыл все приметы кальпаврикши, как только проговорился о них своему слуге. Мудрый Будха сделал это знание незабываемым, но неразмножаемым. Стоит его хоть раз услышать – и ты никогда его не забудешь; но стоит хоть кому-то о нём рассказать – и оно ускользнёт из памяти навсегда. Таким образом тайна дерева желаний покинула Чандравешьев и перешла к Виджаю; а он насобирал мешочек камней и удрал в Кашмир. Что с ним было дальше, ты уже знаешь".
- "Теперь я понимаю, зачем он хотел родиться моим наследником! – воскликнул Викрам. – Не царство ему было нужно, а Пробуждающие Слова! Узнав эти слова, он стал бы не просто царём царей – он стал бы владельцем дерева, исполняющего любые желания!"
- "Теперь он освободился от любых желаний, полностью и навсегда. - сказал Ганеша. - Огонь моей матери не убивает души, но очищает их. Отныне Виджай не будет хотеть ничего лишнего и будет делать только то, что предначертано судьбой. И если ему суждено родиться твоим сыном – значит, так тому и быть".
- "А если ему суждено разбудить кальпаврикшу – значит, он её разбудит… - задумчиво произнёс Викрам. – Ну что ж, возможно, это и будет истинное сокровище, которое он мне обещал…"
- "А может быть, её суждено разбудить тебе? - спросил Ганеша. – Ты ведь уже догадался, где это дерево?"
- "Догадался, - ответил Викрам, - но проверять не стану. Если мне суждено об этом узнать, я об этом узнаю – верно, Шри Ганапати-джи?"
- "Безмерно восхищаюсь твоей сдержанностью, Викрам Адитья! – воскликнул Ганеша. – Но я вижу, что ты не очень-то рад подарку Виджая. Да, странноватый подарок, что и говорить… Ну, да ничего! Сейчас я вручу тебе свой подарок!"
И Ганеша коснулся хоботом головы Викрама - и в голове тут же воцарилась хрустальная ясность, а в теле молодая бодрость, как будто и не было всех ночных приключений! И Викрам ещё раз поклонился Ганеше – а бог оседлал свою мышь и сказал на прощание.
- "Будь здоров, Викрам! Пусть эта ясность и эта бодрость останутся с тобой навсегда! Суди мудро, дари щедро, почитай брахманов, не забывай о нас".
- "Погоди, Шри Ганеша-джи! – воскликнул Викрам. – Скажи мне: что случилось с Беталом?"
- "Кто такой Бетал?" – спросил Ганеша.
- "Бездомный дух, который поселился в теле Виджая", - пояснил Викрам.
- "Когда тело принесли в жертву, от огня разлетелись тысячи духов. Который из них был Беталом? Впрочем, не волнуйся о нём: душа бессмертна. И случится с ней, то чему суждено случиться, и в конце пути она обретёт мокшу".
И Ганеша растворился в предрассветном воздухе. А Викрам поспешил к жене. Чувствовал он себя так, как будто проснулся и сразу взлетел. Душа была переполнена безграничной благодарностью всем на свете: богам, родителям, людям, деревьям, небу, воздуху – и даже вредному Беталу, который доставил ему столько хлопот. И Викрам был бы абсолютно счастлив, если бы не всплывала у него время от времени неудобная мысль: Как же так? Я ведь обещал Беталу защиту – и я не защитил его!
Придя домой, он первым делом совершил Пинда Даан для Бетала. И поминал его потом всякий раз, когда приносил жертвы предкам – но дух ни разу ему не явился даже во сне. Обо всех событиях той беспокойной ночи Викрам поведал летописцу, не забыв пересказать и Беталовы истории – он ведь запомнил их все до единой!
А через двенадцать лет Викрам узнал о том, как сложилась дальнейшая судьба Бетала.
На самом деле, ничего страшного с Беталом не случилось. Виджай его не проклял, не обругал и даже не напугал. Едва проникнув в своё тело, Виджай заявил: "Не суетись, Девадатта, я не причиню тебе вреда. Мне нужен тот, кто внутри тебя". И тут же некая неодолимая сила Бетала вывернула, вытряхнула и через ноздри наружу выдула. В одно мгновение.
А там Бетала уже поджидал страшный грозный Бхимасена. Но и он на этот раз не бранился и кнутом не размахивал. Он сказал: "Поздравляю тебя, сынок! Ты очистился, ты освободился - лети теперь, куда захочешь!"
Бетал так и завис в изумлении.
- "Я никогда не тебя не сердился, - пояснил Бхимасена, - у меня и в мыслях не было отправлять тебя в ад. Я бы тебя вообще не трогал, но ты зачем-то понадобился моему гуру Шри Виджаю. Он велел загнать тебя в повешенное тело и не выпускать, пока не прирастёшь. Вряд ли ты полез бы туда по своей доброй воле – вот мне и пришлось припугнуть тебя и применить силу".
- "Вот и незачем было меня пугать, - сказал Бетал, достаточно было просто дорогу показать. Тело понравилось мне с первого взгляда, я оттуда и вылезать не хотел. Но зачем Виджаю это было нужно?"
Тем временем старик уже выбрался из тела и возгласил на всю поляну:
- "Хвала тебе, Викрам Адитья! С твоей помощью я одолел демона Гарбхаатру, пожирателя душ!"
- "Ага, - сказал Бетал. – Значит, во мне сидел демон?"
- "Выходит, что так, - ответил Бхимасена. – Но имя Грабхаатра мне не знакомо. Давай-ка подлетим поближе – может быть, побольше узнаем".
И духи спрятались в ветвях баньяна, и узнали всё про демона, и увидели всю драму до самого конца. Сперва Бетал порывался помочь Викраму - но Бхимасена его удержал; потом Бхимасена рванулся на помощь Виджаю – но Викрам его опередил. А потом вмешался Ганеша - и Виджай вспыхнул и превратился в звезду. Комочек спрессованного света, похожий на крошечное сердце, устремился к небесам, и Бхимасена с Беталом только и успели проводить его взглядами. Обоим стало грустно: демон в очередной раз вспомнил, что он демон, а бездомный дух задумался о том, что пора бы уже отправляться на вселение.
- "Лети в Уджайн, - посоветовал Беталу демон. – Царь Викрам сегодня сына зачинать будет. Виджай теперь вряд ли на него претендует – значит, у тебя есть шанс".
- "Тоже мне шанс… - хмыкнул Бетал. – Был брахманом, стану кшатрием – на понижение пойду. Этак и до чандалы докатиться недолго…"
- "Будешь привередничать – скатишься и пониже, – предупредил Бхимасена. – В брахманский дом тебя, бродягу, и на порог не пустят. Замёрзнешь-оголодаешь, будешь рад любой утробе, которая тебя приютит. Хоть собачьей, хоть кошачьей – а их-то кругом понатыкано, и все они в себя тянут со страшной силой. Лучше уж царским сыном родиться, верно?"
- "Ну, мне тут ещё предлагали родиться якшей", - ответил Бетал и сам своим словам усмехнулся. Конечно же, царевичем быть интереснее! Надо бы хотя бы попробовать - а если не получится, тогда можно и к якшам вернуться.
И Бетал полетел в Уджайн. Бхимасена советовал ему внедряться в зародыш "по-тибетски", прямо в момент зачатия – но момент этот неожиданно отодвинулся на неопределённое время. Вместо того, чтобы сразу побежать к молодой жене, Викрам Адитья долго и вдумчиво совершал Пинда Даан для Бетала. А потом начались присутственные часы, и он ушёл в тронную залу и просидел там до обеда; а потом ещё до вечера какие-то государственные дела решал. И всё это время разум его был ясным, а тело бодрым – в точности так, как пожелал Ганеша.
Беталу же с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Пинда Даан его поддержал и подкрепил, но ненадолго. Сидя под царской кроватью, он к полудню промёрз до глубины души. Захотел погреться, вылетел за окошко – и чуть не испарился от жары, а вдобавок почти ослеп от яркого света. Перепугался, ошалел, забился в ближайшую тёмную щель и решил никуда уже не летать, пока не наступит ночь.
Свернулся клубочком и уснул. И приснился ему долгий сон с приключениями - про войну да про любовь да про всякие чудеса. И его персонаж там был героем и умником номер один, и звали его Ванара (во сне Бетал никак не мог вспомнить, откуда это имя взялось и что оно значит). А потом Ванара победил своих братьев и назвался Сугривой. И Бетал по ходу дела забыл о том, что ему надо к вечеру просыпаться и в царевича воплощаться. И даже имя своё перестал вспоминать – растворился Бетал в Сугриве и полностью погрузился в его сюжет.
А у Сугривы было восемь матерей и двадцать четыре сестры, и на всех он хотел жениться. Во сне это считалось как бы нормально, все его братья хотели того же самого. Но отец у них был могуч и свиреп и, вдобавок, владел какой-то боевой магией. Он заграбастал себе всех женщин и никому на них жениться не позволял. И умирать не собирался, хотя по возрасту уже давно пора было.
Однажды Сугрива сказал своим братьям: "Давайте вместе убьём отца, а потом поделим женщин". Братья объединились и пошли войной на отца. Но мощный старик их в два счёта разогнал, а Сугриву выгнал на край света. Там он повстречал своего деда и узнал от него, что не всегда отец был таким мощным. Сверхчеловеком он стал после того как съел волшебный плод, который он украл у великанов. И с тех пор ни один смертный не способен его победить, и он будет жить до тех пор, пока ему не надоест.
И Сугрива отправился к великанам за волшебным плодом. Поступил к ним на службу, научился понимать их язык, подружился с младшим сыном главного великана и стал ему как бы за младшего брата. Великанов сын ещё маленький был, никаких секретов не знал – но Сугрива надеялся, что скоро он подрастёт, и взрослые посвятят его во все свои великанские тайны.
Так оно и вышло. Когда исполнилось юному великану двенадцать лет, вручили ему тайную книгу, в которой была записана история Сугривиного отца! Юноша прочёл её вслух, и Сугрива узнал, что волшебные плоды не растут во дворце: их приносит откуда-то издалека седобородый старец по имени Виджай. Из этого рассказа не было ясно, кто такой Виджай и где он берёт эти плоды; но в книге было ещё много других историй. И Сугрива решил внимательно прослушать их все – возможно, они приблизят его к разгадке.
Однако в следующей истории не было ни слова о том, что интересовало Сугриву. Там сын убил своего отца, но не смог жениться на матери, потому что она убила себя - и тогда он тоже убил себя. А за нею была другая, ещё нелепее: о великане, который долго разыскивал какую-то великаншу, наконец до неё добрался – но ничего с ней сделать не смог. И тогда он умер от отчаяния, а она тоже умерла, и кто-то ещё там умер – короче, опять все умерли, и никаких волшебных плодов.
Плоды появились в третьей истории, вполне себе волшебные, но по-другому. Одна девица приманивала ими женихов, а потом её похитил ракшас Пахарендра. Женихи не стали убивать себя, а полетели убивать ракшаса! Эта история нравилась Сугриве всё больше и больше, а Бетала от слова "Пахарендра" всякий раз слегка коробило: он-то помнил, что ракшаса звали по-другому! Он дёргался, ворочался, и в конце концов воскликнул раздражённо:
- "Да не Пахарендра же! Пар-ва-то-па-ма!"
И проснулся от собственного крика. Но молодой великан, который ему снился, никуда не исчез. Он вздрогнул и испуганно огляделся по сторонам, как будто не мог понять, кто произнёс эти слова. Однако имя ракшаса, на всякий случай, решил проверить. Нашёл его в книге и произнёс по буквам:
- "Па… Ха… Ра с хвостом сверху – Ро? нет, Ре!… Н-Да, усики внизу – Ндра… Пахарендра!"
И продолжил читать – а Бетал помаленьку смекнул, что это как бы не совсем сон. Мальчик, например, на самом деле есть. Но он не великанский, а обычный человеческий. Похожий на Викрама Адитью – возможно даже, его сын. Возможно даже, тот самый.
"А кто же тогда я?" – подумал Бетал и бросил беглый взгляд на своё новое тело. Серебристая шерсть, длинные руки, длинный хвост – ну, в общем, всё ясно. Уютный закуток, куда он спрятался от жары, оказался обезьяньей утробой с готовым зародышем. Да уж, не стоило засыпать в непроверенном месте!
И Бетал перестал слушать свою сказку и задумался о том, что же делать дальше. Заснул он неосторожно – а проснулся, похоже, и вовсе зря. После пробуждения жизнь лишилась романтики, чудеса стали ненужными, подвиги нелепыми, и сам Бетал превратился из сказочного героя в ручную обезьянку младшего принца. Всё это было обидно и унизительно, хотелось снова заснуть и больше не просыпаться – но Бетал чувствовал, что теперь уже не сможет по-серьёзному любить своих блохастых красавиц и воевать со своим смешным отцом. А с другой стороны, и претендовать на место среди людей в таком обличье тоже несерьёзно. Хоть Пураны им читай, хоть Веды – они ведь слушать не будут, они будут на говорящую обезьяну глазеть! А может быть, лучше вообще с ними не разговаривать? Сделать вид, что не просыпался, притвориться бессловесным животным и молча дожить свой век – обезьяны ведь живут недолго, лет двадцать всего…
Короче говоря, в этот вечер Бетал больше ни слова не сказал. А когда царевич лёг спать, он улизнул из дворца и побежал в лес к Сильвараджу.
Лесной царь опознал его с первого взгляда.
- "Привет, Бетал! – воскликнул он. – Ты где пропадал?"
Бетал попытался ответить коротко, но Сильвараджу хотелось знать как можно больше. Пришлось рассказать ему и про Виджая, и про Бхимасену, и про Сугриву… Тем временем подтянулись и другие якши, и Беталу пришлось начать свой рассказ заново – для тех, кто ещё не слышал. А потом ещё и ещё, и с каждым пересказом он становилась всё запутаннее и увлекательнее.
- "Да, интересная у тебя жизнь! – сказал Сильварадж. – А у нас тут за двенадцать лет ничего не изменилось, как видишь. Лес шумит, птички поют… вот только на тамаринде никто не болтается… Перебирайся уже к нам, что ли?"
- "Перебирайся, перебирайся! – зашумели якши. – Без тебя тут так скучно!"
И Бетал вернулся на свой тамаринд. А на следующий день его навестил Викрам Адитья, и Бетал рассказал ему свою новую историю, а потом и ещё несколько очень старых историй – он ведь все их помнил, ни одной не забыл! А Викрам Адитья откомандировал в лес своих писарей, и они много лет подряд за Беталом все сказки записывали. Так и появился на свет самый первый "Океан Сказаний". Включили в него и историю про индийского покойника, которого царь Викрам из лесу выносил. Оттуда она перешла к призракам, от призраков к Сомадеве, от Сомадевы к Навасуме, а от Навасумы ко мне. И я пересказал её как запомнил, и здесь она заканчивается. Спасибо за внимание.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума